Всю жизнь я ждала это время, и верила, что справлюсь… И где она теперь, былая вера?.. Когда очень долго и упорно идешь к заветной цели, забываешь, с чего всё началось. Целью становится дорога — и каждый новый шаг, и каждый следующий день, в котором надо выжить. А зачем — и за что — борешься… забывается. Теряется в вихре прожитых лет. Растворяется каплей терпкого яда в тонне воды. И однажды напоминает, едко и горько, что ты ни к чему не готов, несмотря на годы учебы, тренировок, поисков и размышлений.
Бес заворочался. Я неспешно доела беляш, допила чай, подмела за «скорпиошкой», выбросив в ведро два совка песка, и помыла посуду. И, остановившись в коридоре, придирчиво изучила собственное отражение в зеркале. Узкое, невыразительно-бледное лицо, холодные черные глаза, рыже-русые волосы — в гладкой прическе с ровным пробором и строгим пучком.
«Ох, и ледяная ж ты, Маруся, — с осуждением заметил при первой встрече у дверей морга незабвенный Анатоль Михайлович. — Хуже моих пациентов. Не по-женски и не по-людски это». И очень эпично напомнил, что я не только темная ведьма на конспиративном задании, но и женщина, и человек. Эпично — и так не вовремя… Пожалуй, курить он тоже завтра же бросит. На здоровье.
«Кот» сидел у решетки и злобно стегал по полу тремя хвостами. Судя по квадратным отпечаткам на седой безусой морде, он пытался взять преграду нахрапом, но не сложилось.
Я пододвинула стул к «темнице» и села. «Гость» утробно зарычал.
— Брось притворяться и говори, — попросила я спокойно на бесовском. — Кто тебя вызвал? Таким, как ты, нужна кроличья нора и прямой, широкий путь сюда. И призывающий — тот, кто окликнет и откроет дверь.
— С-сила… — прошипел он, сверкнув желтыми «зеркалами» глаз.
Уже прозрел, надо же. Поразительная регенерация даже здесь, в ловушке, забирающей большую часть силы.
— Лжешь, — я улыбнулась. — Только вы из всей нечисти и умеете лгать, но я слышу. Здесь ваши сердца, даже во временном теле, подчиняются не вам, а законами мира. И ускоряют ритм при лжи. И в страхе. Родной пульс — двадцать, а сейчас — все шестьдесят. Значит, врешь и боишься. Говори, кто вызвал. Бесы в мире мертвых обитают слишком глубоко, чтобы прийти самостоятельно. Даже сюда. Кто?
«Кот» ощерился, оскалил желтые клыки.
— Ладно, — я отодвинулась к стене и запустила руку в открытый сундук. — Не хочешь по-хорошему, будет по-моему.
— Обойдешься, — он осклабился.
— Правда? — я достала плотно закупоренную склянку, внутри которой бушевал крошечный золотой вихрь.
Бес смерил меня ненавидящим взглядом и уставился на склянку. Его пульс подскочил до восьмидесяти.