По словам Сорина, император Марины приказал уничтожить корабль, на котором в срочном порядке, после исчезновения принцессы, покинул планету Иен Ан Брадос — старший сын дома.
Со стороны Юмы предъявлено обвинение в убийстве и нанесении оскорбления древнему роду.
Со стороны Марины выдвинуто обвинение в похищении девушки, поскольку с Юмы исходили слабые сигналы. Но вот характер и элементарную визуализацию такой связи доказать даже сам император не смог, либо не захотел.
— Хватит, — мой голос прозвучал странно тихо, по щекам катились слезы. Мой дом, мой мир смогу ли я увидеть когда-нибудь газа отца или почувствовать тепло рук матери. Суть рассказа Андоса мне стала ясна после слов о невозможности доказать нашу семейную связь. Император никогда ничего не доказывал. Он действовал силой. Значит, объявлена война.
Вот только один момент мне не дает покоя. Как Александр Дит мог отдать приказ об уничтожении корабля моего жениха, если возможно предполагал, что там могу быть я. Не все так гладко, как рассказывает Сорин.
Меня больше не впечатляли деревья, красота зелено-голубого неба с оранжевыми всполохами. Я не слушала, что говорил мне Сорин. Он действительно был мальчишкой, что играл своею жизнью, не задумываясь о последствиях. Андос смотрел на меня недоуменно. Принять свою участь и скитаться из рук в руки, я не собираюсь. Значит, необходимо действовать так, чтобы остаться на плаву и дождаться, пока отец заберет меня с Юмы.
Состояние прострации еще долго не отпускало меня. Я ходила по коридорам старого дома Андос, натыкаясь на служанок, которые именовали меня не иначе, как “госпожа”, и чеканили поклоны. В доме рыжего демона такого не было. Да и слуг там почти не наблюдалось, теперь я могу это объяснить только своим присутствием и чужой меткой на руке.
В дом рода Андос приходили многие. Сорин демонстрировал меня, как диковинную игрушку, выставляя на показ наши метки. Это было и грустно и смешно одновременно. Мое желание не имело для него и его семьи особое значение, главное, насолить и опозорить род Ан Брадос. Эта вражда мне казалась детской и собственно не имеющем отношение к ныне живущим. Но два дома настолько увязли в обидах, что перешли грань отделяющею свет от тьмы. Вот только сами они этого увидеть уже были не в состоянии.
Я время от времени посылала сигнал отцу, но он оставался без ответа.
Со временем я стала приходить в себя, ибо любое создание так устроено — забывать со временем все плохое, запрограммировано на жизнь.
Я заметила, что метка на руке стала бледнее. Со временем она почти пропала, Андос приходилось ее подкрашивать. Я безропотно позволяла им делать это, внимательно изучая их дом и отыскивая тайные ходы. Смешным оказалось узнать о том, что дом Андос и Ан Брадос, как отражение друг друга. Даже тайный лабиринт оказался в одном и том же месте дома. Да и пройденная мной половина пути вместе с Маликом оказалась такой же, как и тут преодоленная в одиночестве. У меня много времени, чтобы отыскать вторую половину.