С отсутствием доступной Сети я смирился. Понимая, что это значительно ограничивает меня в действиях – память Олега подсказала. Я уже полностью сжился с его воспоминаниями, воспринимая их полностью легко и как свои. Память со знаниями остались, а чувства и эмоции парнишки ушли. И хорошо – потому что в данной ситуации, лишившись доступа к Сети, он точно бы запаниковал. Меня же пока даже привычный по старому миру информационный голод не трогал – необработанных знаний в голове и так накопилось на неделю вперед. Не разгрести.
Покинул территорию дипломатической миссии я в этот же день. Ближе к ночи ко мне заявилось несколько сопровождающих, вручивших небольшой чемодан со сменой белья и набором одежды на все случаи жизни. После чего мы вместе с молчаливым конвоем ехали несколько часов на посольской машине. Потом закрутилась карусель пересадок – перелет на бизнес-джете с дозаправкой, вновь наглухо тонированный микроавтобус, снова частный аэродром.
Сопровождающие меня фээсбэтмены менялись, но все были неуловимо похожи друг на друга – телосложение, пластика движений, даже рост одинаковый. «Генетический паспорт» – вспомнил я услышанную фразу, рассматривая очередных конвоиров, похожих как братья из ларца.
В ночной беспокойной полудреме в голову лезли самые разные мысли. К примеру о том, что в полки лейб-гвардии Российской Империи новобранцев отбирали по внешнему виду. В Семеновский – высоких голубоглазых блондинов, блондинов невысоких и курносых(!) в Павловский, брюнетов покрасивее лицом в Измайловский, пострашнее – в Гренадерский, а допустим в Московский полк забирали рыжих.
Традиции отбора сохранились? Или просто совпадение, что за неполные восемь часов все сопровождающие меня нижние чины ФСБ одинаковы ростом, манерой поведения и телосложением? А если не совпадение, то их отбирают при приеме на службу, специально выращивают или уже корректируют хирургически после отбора?
«Генетика. Евгеника» – вспомнил я слова Астерота. «Генетический паспорт» – как вживую прозвучал обрывок фразы Демидова из недавнего разговора. «…уже в шестидесятых годах двадцатого века уровень жизни этого измерения достиг…» – вновь Астерот.
Я попал в сословный мир, в котором не было слома колониальной системы. Это уже самостоятельный вывод, тут же продолженный логической цепочкой: при непрекращающихся локальных конфликтах войне по всей периферии первого мира здесь не было великих потрясений. И здесь невозможно перемещение по социальной лестнице так, как у нас – когда в двадцать ты продаешь ваучеры у проходной завода, а в сорок уже решаешь, как будет жить страна. Вернее, возможно – но не на потоке.