"Представить себе лицо искомого, чтобы пойти к нему? Интересный опыт..." Очутившись рядом со стариком Шилохом, который спал, скорчившись, Ксения, затаив дыхание нагнулась и возле его плиты обнаружила нечто квадратное и помятое. Потянув за угол, и в самом деле медленно подняла полотняную сумку, которая выглядела лишь наполовину полной, но на вес оказалась набита чем-то тяжёлым. Постояв немного - увериться, что никого не разбудила, осторожно понесла было сумку к привычной плите. Но остановилась на полдороге. У ног лежал человек, который дышал так, что сразу стало ясно, что с ним...
Она успела подумать: "Это я слышу его - или Адри во мне?" А сама уже присаживалась рядом, оставляя (и с восхищённым ужасом на это глядя) огонь с ладони на каком-то обломке рядом - для освещения; пальцы заученно и быстро задирали на груди раненого край рубахи, а глаза (её бывшей - с нескрываемым ужасом, преемницы - с ощутимым профессионализмом) обшаривали место ранения...
А потом всё слилось в поток нескончаемого движения по укрытию, с постоянными наклонами к раненым, быстрым диагнозом и быстрым оказанием первой помощи. И всё больше Ксения понимала, что старуха оттеснила её каким-то образом от владения собственным телом. Получалось, как она интуитивно сообразила, что старуха просто воспользовалась её телом, чтобы помочь людям. С одной стороны, Ксения понимала, зачем Адри сделала это: люди и правда нуждались в экстренной помощи, а представавшие глазам раны на их телах выглядели настолько жуткими, что Ксения постаралась бы их не видеть вообще в своей жизни. С другой стороны, в душе тлела настоящая ненависть к старухе, поработившей её... Хуже, что всё происходило так перед Ксенией так, словно она сама болела и следила за всем из тёмного угла, из которого - пространство, доступное зрению, было узким и далёким. Иной раз же в глазах полностью темнело, а очнувшись, она понимала, что только что кого-то перевязала...
И странным же было это лечение. Перевязки - ладно, такое привычно и по своему миру видеть. Но время от времени губы шептали странные слова, а руки вдруг, вместо того чтобы чистить и накладывать зелье, застывали над раной, а глаза... Глаза - видели, где рана, что надо для такой раны, а когда в ход шли руки - видели, как рана заживает.
И люди, которым старуха помогала выжить, оказались странными. Среди обычных раненых (чаще режущим или колющим оружием) Ксения с тревогой видела то каких-то худосочных - таких, что ветром перешибёт, да и кожа у них была настолько тонкая, что страшно прикоснуться к ней, а острые уши изумляли, насколько они длинные; то крепких и жилистых, да ещё настолько мускулистых, что удивлял их довольно высокий рост; пару раз она поднялась с корточек от громадных собак, которых старуха заставила перевязать так, как будто их жизнь была ценной наравне с обычными, человеческими. Нет, Ксения пожалела и собак, но ведь рядом стонали люди...