Маша развелась, перекрасилась в блондинку и решила сделать грудь. В последний раз такой насыщенный и эмоциональный день у Марии был в роддоме, когда она родилась. К пластическому хирургу мы решили пойти вместе, точнее говоря, я решила пойти с Машей, дабы ветер свободы не задул ей в голову пятый размер груди. Кабинет пластического хирурга обрамляло ожерелье из женщин, пришедших с одной целью – из маленького сделать большое, из большого маленькое. Одинаковые носы, губы и скулы некоторых дам подчеркивали не только наличие у них карт постоянного клиента, но и наличие тесных родственных связей. «Нет предела совершенству», – читалось в глазах сводных сестер по хирургу. Последний, к слову говоря, оказался красивым крепким мужчиной, таким хочется доверять и страшно отказать. Не успела Маша озвучить свою мечту, как доктор захватил мое лицо большими опытными руками и, поворачивая его в разные стороны, сказал:
– Дайте угадаю. Мечтаете сделать нос, убрать горбинку.
– Нет, – испуганно сказала я.
– Так, дайте подумать. Я все понял. Хотите увеличить губы и скулы. Я бы на вашем месте еще вставил бы нити, это отлично подтягивает лицо после 40. И шлифовочка не помешает, после этого у вас будет замечательный цвет лица.
Да, ощущать себя музой пластического хирурга не так приятно, как быть музой поэта или художника.
– Я не хочу ничего делать со своим лицом, – заикаясь от шока, сказала я.
– Ясно, вы хотите начать с груди!
Пока моя самооценка валялась ниже плинтуса и я тщетно старалась ее поднять, Маша пыталась спрятаться за витриной с грудями. У Марии было бордового цвета лицо, покосившийся к правому уху рот и раздутые, как парашют, ноздри. Последний раз я видела у нее такое выражение лица, когда я в вечернем платье, поскользнувшись, упала в юбилейный торт. Именно тогда Машенька научилась смеяться про себя, боясь меня! После внезапно полученной консультации я чувствовала себя чайником, который вот-вот закипит. Поэтому, выходя из кабинета и услышав в свой адрес: «До скорого!» – я засвистела.
В прекрасный весенний солнечный день в Краснодарском крае на свет появилась замечательная румяная белокурая малышка. Споров по поводу выбора имени у родителей не было: папе нравилась песня Стинга «Roxanne», а маме нравилась Роксана Бабаян. Первый раз Роксане было хорошо, когда акушерка сказала ее маме: «Поздравляю, у вас родилась очень красивая девочка!» И в этот же день Роксане в первый раз было плохо, когда она увидела, что у спящей рядом малышки более белая и красивая пеленка. Тщетные попытки медперсонала советского роддома успокоить и объяснить разбушевавшейся новорожденной, что у всех пеленки одинаковые, не увенчались успехом. Малышка орала целый день, а когда она еще и узнала, что ее соседку врачи оценили в 8‒10 баллов по шкале Апгар, а ее, Роксаночку, в 7‒8 баллов, то она пролежала все дни до выписки с красивым, но недовольным лицом. В садике и в школе Роксане было хорошо – она была самой модной девочкой. В садике – благодаря маме-рукодельнице и журналу «Бурда моден», в школе – благодаря папе-челноку и перестройке. Чем старше становилась Роксаночка, тем больше у нее возникали неконтролируемые и незаметные только для нее приступы зависти. Все мы в жизни кому-нибудь когда-нибудь завидуем, но у Роксаны зависть трансформировалась в хроническое недомогание. Болезнь в Роксане прогрессировала, Роксана от этого регрессировала. Зависть была неким патогенным фактором, который нарушал нормальную жизнедеятельность и работоспособность Роксаночки. Друзей у Роксаны было… один – я. Мы были знакомы с детства. Поэтому к хронической зависти Роксаны я привыкла и перестала ее замечать, как не замечаешь у человека, с кем давно общаешься, что он заикается, хромает или косит. Если мне делали комплимент, то Роксана находила для себя лишь одно объяснение этому шокирующему ее факту.