Разворачиваюсь, собираясь уйти с балкона и по возможности свалить с вечеринки, но Костя неожиданно хватает меня за локоть.
— Ир, прости, — его голос звучит мягче. — Я так не думаю, правда. Извини.
— Отвали, — толкаю его в плечо, чтобы увеличить дистанцию и избавиться от хватки. — Думать надо, прежде чем рот открывать.
— Да стой, — оказывается на моем пути, закрывая своим телом дверь. — Прости, я дебил, да. Не знаю, что на меня нашло.
— Уйди с дороги, — злюсь я, неуклюже пытаясь оттолкнуть Костю в сторону.
— Ир…
— Да уйди же! — на грани злости и слез вскрикиваю я.
Но вместо того, чтобы освободить дорогу, Назаров делает шаг вперед, кладет правую руку на мою шею и нагибается, настойчиво целуя в губы. Мир вновь делает резкий наклон, не позволяя сознанию отчетливо воспринимать происходящее, голова идет кругом, а разум отключается, не в силах больше офигевать.
А потом все снова приходит в движение, будто кто-то нетерпеливый ускоряет видео, чтобы промотать неинтересный момент.
Вот я хватаю Костю за плечо.
Вот заезжаю коленом в пах.
Вот парень стонет и сгибается, а я на всех парах покидаю балкон.
Твою мать. Твою мать. Твою мать. Твою мать!
Он только что поцеловал меня! Какого хрена? Какого, мать его…
Взгляд падает на Стаса, танцующего медленный танец с Элли, и очередной удар под дых заставляет забыть, как дышать.
Костя Назаров украл мой первый поцелуй. Стас Скворецкий отобрал сердце.
Да что со мной не так? Зачем я вообще согласилась прийти на эту чертову вечеринку? Дура. Надо было сидеть дома и не рыпаться.
У меня нет больше сил находиться здесь. Я слишком расстроена и чересчур пьяна, чтобы держать язык за зубами. Поэтому я забираю вещи и ухожу. Вызову такси, доберусь до дома и завалюсь спать. Утром мне обязательно станет легче.
Зеркало может лгать, оно не показывает нам, что внутри. (Деми Ловато)
Мальбэк ft. Сюзанна — Ритмы пульсаций
Ложь 44. Стас
— Все-таки дерьмово с Иркой получилось, — хрипло говорю я.
Туса закончилась, и теперь в квартире стоит непривычная тишина. Мусор, пустые бутылки и чьи-то забытые вещи. Голова пульсирует, трещит. Во рту что-то сгнило, и, кажется, уже давно. Хочется пить, а еще больше выпить. Но я продолжаю сидеть в кресле и страдать.
— Ага, — Костян развалился на диване, свесив с него одну ногу.
Прикладывает к лицу холодную бутылку пива, глаз не открывает. Свежий синяк медленно становится ярче. С кем же он вчера подрался? Не помню.
— Нет, правда, — не унимаюсь я. — Она ж никого не знает, сидела там одна. Народу привалило, я крутился как гребанная белка в колесе.