Ответить было нечего, я потупила глаза, рассматривая свои туфли, которые неизвестно где умудрилась запачкать в грязи, хотя дождя уже не было дня два и луж, соответственно, тоже. Алина обиженно пыхтела рядом. Воронков все в точности угадал: мы пришли, а душа Красина с чьей-то помощью уже отправилась в мир иной.
Приняв наше молчание за знак согласия, Сергей Петрович продолжил:
– Я так и думал. Поэтому показания мне ваши ни к чему. Пальчики Клюквиной и Блиновой у нас имеются. – Чтобы побольнее обидеть, он отозвался о нас так, будто никто не знает, кто здесь Клюквина и Блинова, то есть как о третьих лицах. Под конец, глядя на наши угрюмые лица, он все же слегка подобрел. – Ладно, если у вас есть что сообщить, говорите.
– Есть, Сергей Петрович, есть что сообщить. – Алина подскочила с лавки и бросилась к Воронкову.
Я схватилась за голову – сейчас начнется.
– Сергей Петрович, миленький, уделите нам капельку вашего драгоценного времени, – вдруг запела Алина. – Сил больше нет терпеть, хочется покаяться.
– Что сделать? Вы шутите? – испугался Воронков.
– Какой там! Мне сейчас не до шуток. Так как? Есть у вас минуточка меня выслушать?
– Так это вы?…
– Что вы! Боже упаси! Не сами… но… Выслушайте, – взмолилась Алина.
Он перевел взгляд на меня. Я пожала плечами, мол, если женщина просит, выслушайте.
– Ладно, говорите. Что значит – не сами? И что вообще это значит?
– Сергей Петрович, только не здесь. Место проходное, людное. Здесь нам не дадут спокойно поговорить.
– Хорошо, – согласился Воронков. Часовая стрелка приближалась к цифре семь. Люди возвращались с работы, и мимо нас действительно постоянно кто-то пробегал. – Предлагаю поехать ко мне в управление.
– Нет, только не к вам. Поедем лучше, – Алина набрала полные легкие воздуха и с выдохом сказала: – На вокзал. Поедем на вокзал.
Воронков опешил. Он без слов посмотрел на меня. Я опять пожала плечами.
– А что… там людей меньше, чем здесь?
– Я вам все объясню, – пообещала Алина.
Воронков сел к нам в машину, и мы двинулись на вокзал. По дороге он пытался разговорить Алину, но та упорно молчала, крепко вцепившись в руль. С миной полного безразличия на лице помалкивала и я: меня за язык никто не дергал. Где-то в глубине души я злорадствовала, мне хотелось посмотреть на выражение лица Воронкова, когда Алина вывалит на него всю ерунду с африканским божком, мором мышей в лаборатории Вадима и сломанной ногой Клары Федосеевны.
Припарковав машину на стоянке, Алина потащила нас к ячейкам автоматической камеры хранения. Она торопилась предъявить Воронкову истинного преступника, который, по ее мнению, и являлся началом всех несчастий не только Красиных, но и ее личных.