— Черт знает что такое! — пробурчал себе под нос эскулап и двинулся к кровати Ивана, а сестра, воспользовавшись моментом, тут же улизнула в коридор.
Зиновьич начал осматривать пациента, светить маленьким фонариком ему в глаза, приподнимая для этого веки, слушать сердце, проверил капельницу, потом просто задумчиво уставился на приборы, чьи стрелочки и зелененькие синусоиды на маленьких экранчиках были для меня китайской грамотой. Я затаила дыхание, как всегда перед тем, как сунуться к человеку, уже проявившему ко мне неприязнь, но говорить с которым, тем не менее, было необходимо. Потом выдохнула и начала:
— Как он, Яков Зиновьевич?
— Мне казалось, что-то было сказано о том, что мешать здесь никто не будет.
Вот ведь сука, прости господи!
— Вы встали сегодня не с той ноги или только что прищемили палец?
Зыркнул, разинул было рот, а потом захлопнул столь же беззвучно, как рыба на берегу.
— Господи, да скажите же что-нибудь! Неужели так трудно отнестись по-человечески? Я ведь не из праздного любопытства спрашиваю!
Вздохнул, присел на краешек соседей кровати, устало потер ладонями лицо.
— Говорить-то пока что нечего. Рано. Все так шатко… Упал он удачно, если вообще можно говорить здесь об удаче. Видимо, все-таки успел сгруппироваться и как-то смягчить удар. Однако для такого легкого, судя по полученному ранению, падения, бессознательное состояние, в котором он находится, продолжается слишком долго. Это очень плохой знак.
— Это может быть следствием ранее полученной травмы?
— Скорее всего, так оно и есть, — помолчал, словно собираясь с силами, и наконец-то выдавил. — Спасибо за информацию касательно его амнезии. Что это была за катастрофа, в которую он попал?
Я была готова к этому вопросу. Еще ночами, когда сидела у кровати Ивана нашла для себя оптимальный ответ на него — так, чтобы и овцы были целы и волки сыты.
— Он и сам не знает, что случилось. Однако произошло все в Якутии, в городе Энск, и в тамошней городской больнице наверняка сохранилась медицинская карта. А если нет, так заведующий хирургическим отделением вспомнит Ивана — он потом принимал определенное участие в его судьбе и вряд ли забыл обстоятельства, при которых тот попал в больницу.
— Что ж… Имеет смысл послать запрос. Так он забыл только то, что касалось непосредственно его?
— Да. По-моему это называется выборочной амнезией?
— Да… — задумался. — Вы не замечали за ним каких-то странностей? Не разговаривал ли он во сне? Не было ли каких-то просветлений памяти?
— Странностей? Нет, конечно. Во сне?.. Слышала только как стонал однажды. А память… Можно ли назвать просветлением то, что, услышав французскую речь, он внезапно понял, что понимает ее и сам может говорить по-французски?