Я не успела подумать об этом, как он так и поступил, положив свою ладонь мне на ногу чуть выше щиколотки. Рука его была сухая и горячая, но меня почему-то зазнобило.
— Ника, не надо этого… — начала было я и осеклась — он же не слышит, и здесь слишком темно, чтобы суметь прочесть что-то по губам…
Свет, нужен свет! Чуть в стороне на сене лежал яркий серебристо-бледный мазок лунного света, падавший сквозь слуховое оконце. Я двинулась к нему, и в то же мгновение юноша, видно, испугавшись, что я убегу, метнулся ко мне и повалил на спину, подмяв своим молодым, сильным и жаждущим телом. Я рванулась, но этим должно быть только раззадорила его. Он стиснул мои запястья одной рукой, другая уже поспешно и неловко шарила у меня под одеждой… Господи, да что же это?! Что делать-то? Я изогнулась в тщетном усилии освободиться.
И вдруг все кончилось. Неожиданно он выпустил меня и, откатившись в сторону, заплакал… Звуки эти, не слышные ему самому, были странными, даже жутковатыми, словно стонало и жаловалось раненое животное. Я оцепенела, пронзенная такой острой жалостью, что сама почувствовала боль.
— Ника… — дрожащей рукой я коснулась его плеча.
Он вскочил и бросился к лесенке, ведущей на первый уровень сеновала. А я — дурочка, все-то никак не могу успокоиться и перестать ввязываться в чужие дела — бросилась следом. Теперь стало проще — луна светила как сумасшедшая. Я поймала его за рукав и развернула к себе лицом.
— Ника! Послушай, Ника!
Он отвернулся, и тогда я обхватила обеими ладонями его лицо и заставила смотреть на себя.
— Ника, я люблю другого человека. Я не могу…
Он дернулся прочь, но я не пустила.
— Послушай, дурачок. Все у тебя еще будет! Поверь мне. Ты красивый, сильный, у тебя дивные глаза… Девушки будут ходить за тобой табуном, появись ты в городе.
Лицо его искривилось циничной улыбкой, сквозь которую явно просвечивала боль. Я поняла, о чем он подумал, словно слова были произнесены вслух, и внезапно тихонько рассмеялась, заставив его удивленно распахнуть глаза.
— Я лично знаю по крайней мере десяток более чем преуспевающих, красивых и удачливых женщин, которые втайне мечтают проснуться однажды утром и обнаружить, что их ненаглядные благоверные внезапно онемели. Правда-правда, я не вру! А уж сколько мужчин думают о том же в отношении своих жен!
Он улыбнулся недоверчиво, потом шире, а после, поцеловав по очереди обе мои ладони — и откуда в этом юном Тарзане столько утонченного эротизма? — бесшумно скрылся в тени, которую отбрасывал отцовский дом. А я осталась стоять посреди освещенного луной двора, обхватив себя руками за плечи.