На рассвете меня разбудил стрекот. Чуть не свернув себе шею на шаткой лесенке, я выскочила из сарая и, прикрывая ладонью глаза, уставилась на изящную стрекозу, зависшую над крышей большого дома. Потом вертолет внезапно накренился вперед и ушел в сторону леса.
— Он улетает, — я растерянно махнула рукой в сторону удаляющегося звука.
Михаил Иванович, уже стоявший посреди двора, когда я выскочила, улыбнулся успокоительно.
— Недалеко, Мария Александровна. Возле дома нет места для посадки. Специально так сделал, чтобы незваные гости на голову не сваливались. А так Вадик показался нам — дескать, свой и полетел на площадку. Через полчасика придет и гостя приведет.
— Гостя?
— Да. Есть у нас кое-какие условные знаки. Вот и намекнул он мне, что не один прибыл. Но не волнуйтесь — чужие здесь не ходят. Да и не дам я вас в обиду, — глянул как-то странно, глубоко.
Черт! А ведь знает он про наши ночные дела с Никой… Мысли в голове заметались в судорожном желании найти нейтральную тему.
— А… А Вадик, это кто?
Вскинул рыжие лохматые брови.
— Мой пилот. Парень надежный, хотя и любит похулиганить… Молодежь, что возьмешь!
Еще один штришок к портрету лесного отшельника. Не каждый на Руси Великой может позволить себе собственный вертолет и личного пилота… К кому в гости занесла меня нелегкая? Впрочем, это выяснилось неожиданно быстро и самым удивительным образом.
Я приводила себя в порядок — на звук винтов вертолета вылетела во двор нечесаная, в одной только рубашке и босиком, — когда появился гость.
— Ты бы хоть свои звездья дома оставил, а то глаза слепят, — добродушно басил мой рыжебородый хозяин.
А вот и голос визитера. Я затаила дыхание, прислушиваясь.
— Некогда, Медведь Иванович. Некогда. Я ведь к тебе за помощью.
Неужели? Или показалось?
— Вот и славно, потому что и мне твоя понадобится. Чего надоть-то? — бодро откликался хозяин, а я, растопыренными пальцами приглаживая растрепанные волосы, уже торопилась вниз по лесенке к выходу из сарая.
— Да понимаешь, гостья моя пропала…
— Чудеса… Уж не эта ль? — Михаил Иванович кивнул Славе Ильченко — а это был именно он, я не ошиблась — за спину, как раз туда, где только что в дверях сеновала нарисовалась ваша покорная слуга.
— Маша… — совершенно изумленно проговорил тот и, сдвинув на затылок форменную фуражку, потер лоб. Возможно для того, чтобы разгладить собранные задравшимися в удивлении бровями морщины, и тем самым вернуть лицу обычное выражение.
— Твоя пропажа?
— Моя, Медведь Иваныч. Вот, черт побери! Да ты, видно, и вправду леший! Где ж ты ее взял?