Дядя Веня встретил нас радушно, хотя и несколько настороженно. Славка тут же был отослан на кухню с поручениями касательно ужина, а я поднялась следом за хозяином на галерею. Он выслушал меня молча, качая седой головой. Потом просмотрел запись с диска, глянул в петренковскую бумажку. Задумался. А потом, хлопнув себя по неподвижным коленям, сказал.
— Ну что ж! Выходит так, что ждать больше нельзя. Не очень я еще готов, да что делать. Человек предполагает, а бог располагает, — потом поднял на меня глаза и продолжил. — Твой ход, Маша. Я думаю, твоя компания заинтересуется тем, что одну из ее ведущих сотрудниц пытались убить.
— Так вы хотите…
— Да. Этот диск и эта бумажка должны оказаться в эфире с соответствующими комментариями. И чем скорее, тем лучше.
— А?..
— Нет. Предысторию не трогай. И Ивана не поминай. Просто этот последний случай.
— Но ведь тогда тот второй, Лелик, останется как бы и не при чем.
— Нужно просто обозначить участие ФСБ в твоей судьбе. Засветить их. Остальное и главное все равно будет делаться внутри самой Службы. Чеботарев, чего бы он ни хотел добиться, провалился, а у нас такие не задерживаются. За ним и Крутых скатится, если запачкался. Опять же по факту начнется внутреннее расследование, которое наверняка многое выяснит, а значит информация дойдет и до меня. Я уж постараюсь это устроить. Что же касается твоего Ивана… Поузнаю, конечно, про то заведение, но без гарантий. Подобных тихих неприметных углов много, и все они более чем хорошо засекречены. Правда, по опыту могу сказать, если то, что произошло с ним, результат промывания мозгов, память, скорее всего, не вернется к нему никогда. Может, это и хорошо, потому что контингент тех, кто попадает в подобные места, хоть и широк, но не включает в себя людей безобидных. Я видел, как он дрался с твоим отцом. Память может безмолвствовать, но тело помнит действия когда-то доведенные до автоматизма. Он профессионал, Маша. Кто его готовил, для чего, а главное, почему все закончилось именно так, а не иначе, теперь, наверно, так и останется тайной, погребенной под обвалами его личности. Что же до остального… Не знаю, что и сказать тебе. Так-то вот.
— Он хороший человек, дядя Веня, и он любит меня.
— Когда Диогена спросили, что заставляет человека видеть в другом человеке качества, которых у него нет, и не замечать те, что есть, он ответил — зависть. Я же прибавил бы сюда и любовь… И ненависть… — полушепотом закончил старик и отвернулся, по всему видно уже думая о своем.
Время было уже довольно позднее. Своего шефа я, судя по всему, застала где-то в гостях или в ресторане, потому что когда он откликнулся по мобильнику, на том конце «провода» стоял более чем характерный шум. А потому я лишь договорилась с ним о встрече на завтрашнее утро и дала понять, что дело более чем важное. Слава моментально доставил меня в Москву. На каком-то оживленном перекрестке я отпустила его и пересела в такси, которое уже доставило меня к подземному гаражу моего московского жилища. Я даже не стала подниматься наверх. Сразу села в свою машинку и вскоре уже выруливала на трассу. Старый дачный дом был темен, и я даже обиделась — неужели Иван не мог меня дождаться? Заглянула к Васятке — мальчик мой спал, как обычно свернув комом одеяло, которое покоилось где-то в районе головы и верхней части его тощего уже здорово загорелого туловища, в то время как попа и ноги гуляли на свежем воздухе. Накрыла, как следует. Помедлила возле дверей комнаты Ивана, но, все еще обижаясь, не пошла, а свернула в ванную. Горячий душ показался мне таким же чудом, как евреям манна небесная, хотя, наверняка, много более приятным. С детства «манна» у меня плотно ассоциировалась с манной кашей, а ничего противнее я и теперь придумать не могу. Одежду целиком бросила в стирку и, завернувшись в большое банное полотенце, поплелась к себе. Уселась на край кровати, вздохнула. Помедлила, но потом все-таки зажгла свет — два часа ночи. Гасить не стала, понимая, что как бы ни устала, заснуть сразу не смогу, потому как рассчитывала совсем на другое. Обернулась…