— Был он здесь.
— Вчера?
— Ага. Еще до того, как свадьбу праздновать начали. Пришел, — мол, поговорить хочу…
— И что?
Встаю и начинаю нервно прохаживаться.
— А ничего. Поругались.
— Как он тебя нашел-то?
— Да я не спрашивал. Какая мне разница?
— Пап, я слышала как ты вчера вечером с кем-то разговаривал. У клеток, за горой ящиков. Кто это был? Егор?
Смотрит. Молчит. Потом отводит глаза и кивает. Сейчас соврет.
— Да он.
— А что на этот раз хотел?
— Да все того же.
— Чего?
— О тебе расспрашивал. Ты ведь, оказывается, ничего ему о себе не рассказала. Почему? Тебе что есть чего стыдиться?
— Нет, но у него свои взгляды на многие вещи…
— Пусть засунет их себе в жопу и сядет на нее поплотнее. А лучше пусть валит куда подальше…
— Он и свалил. Пропал. Трубку не берет. Друзья беспокоятся. Мне звонили, спрашивали, не появлялся ли он на моем горизонте. Я сказала, что нет, а ты оказывается с ним вчера говорил… Не знаешь, куда он после думал податься?
Смотрит тревожно, молчит. Потом опять отводит глаза. Снова врать готовится.
— Сказал: все, с меня, мол, довольно, обратно в Москву поеду.
Это скорее всего значит, что Егор сказал папе что-то прямо противоположное… Папа врать не мастак. Всегда он прямолинеен до смешного. Вдруг поворачивается. Смотрит. В глазах страх, который он явно пытается подавить. Сглатывает. Жует губами. Решится сказать то, что знает? Нет… Папа… Папа мой, папа…
У меня есть план. Привезла с собой из Москвы свои свадебные фотографии. На них я и Егор. Буду ходить по старым знакомым в цирке, рассказывать о своей новой жизни, показывать фотографии. Вдруг кто-нибудь да воскликнет: «Ба! А этого парня я вчера здесь видел!» Может кто-то вспомнит и того, с кем Егор общался. Но план мой проваливается с треском. Муж мой проскользнул под взглядами огромного количества людей так, словно был в плаще невидимке. Не видел его никто. Или все врут? Вряд ли. Не может быть так, чтобы все члены моей цирковой семьи были бы в сговоре. Если до сих пор тайна транспортировки наркотиков остается тайной, значит в нее посвящено ограниченное количество людей. Иначе кто-нибудь бы уже проболтался.
Слова Приходченко о том, что Егора уже может и не быть в живых, мучают меня. Только отвлекусь на какие-то другие мысли или дела, как вдруг короткое слово «Егор!» втыкается в самое сердце. Надо взять себя в руки. Мне нужна трезвая голова. Если начать биться в истерике, то только все испортишь.
Еду в свою гостиницу. Мне надо показаться Яблонскому и взять кое-что из вещей. Надеюсь, что за время моего отсутствия ничего важного в цирке не произойдет. Кокаина у отца, я знаю, осталось немного. Судя по тому, как он бодр сейчас, новую дозу он сегодня утром уже принял. А это значит, что там, в пакетике могло вообще ничего не остаться. Несложно предположить, что вскоре он снова отправится за новой дозой. Если его проследить… Но очевидно и другое, пока я буду ходить за ним, как привязанная, никакая встреча не состоится. Как же мне быть?