Шут и Осень (Моран) - страница 29
В его комнате было холодно. В сумрачном пространстве вольготно гулял сквозняк. Но Хидежи не стал разжигать камин. Огонь всё равно не согреет его. Ничто не могло его согреть, кроме... Кроме загадочной рыжеволосой графини с белоснежной кожей и печальными глазами. Стоило лишь подумать о ней, как сердце ускоряло свой бег, кровь начинала закипать. Она его погибель. Но о такой смерти он готов был молить. Хидежи лёг в кровать. Ветер ласково шевелил тёмно-красный полог, и тут же всплыло воспоминание, как колыхались её локоны на празднике. Не надо, не надо думать о ней! Какой прок от бесплодных мыслей? Но перед глазами сами собой проявлялись картины их немногочисленных встреч. Глупая игра, обернувшаяся полным его поражением, лишь только её руки коснулись его лица. О, что он тогда испытал!.. Сами Боги не могли послать большей муки и большего наслаждения.
Сколько ещё он совершит ошибок, сгорая от жажды обладать ею? Нужно забыть про неё...
Ничего она не принесёт ему, кроме боли и погибели. Но как же чарующ был аромат её кожи, запах волос... Он вдыхал, и чувствовал, как дурман распространяется по всему телу, как выступает испарина на коже и твердеет плоть. Она была горяча и недоступна, но прекрасна. Он ничего не мог поделать с испепеляющим желанием забрать её себе. Завладеть, спрятать, укрыть самое ценное его сокровище, самое желанное.
Но это невозможно. А разве это останавливало его когда-нибудь? Он шёл к своей цели, неумолимо и безжалостно. А сейчас мог лишь мечтать.
Мечтать о том, как открывает простую деревянную дверь своих покоев и видит...
...Она сидит на его постели. Рыжие волосы распущены, на голове венок из душистых цветов и трав, а глаза таинственно блестят. Больше на ней не нет ничего. Абсолютно обнажённая. Возбуждение накрывает с головой, кровь закипает в венах. Она сидит как всегда – идеально выпрямившись, словно на приёме у короля. Одна рука на колене – из-за этого он не может видеть её грудь, другая опирается о кровать. И она ждёт. Его. Он бросается вперёд, словно почувствовал толчок в спину. Ближе! Быть ближе. Увидеть, что ещё скрыто от его глаз... Она поднимает голову и смотрит на него снизу-вверх. От этого взгляда кровь ударяет в пах, порождая боль, которую лишь она сможет утолить. О, он знает – одно прикосновение к ней, и он пропал. Навечно её раб и слуга, знающий только одну цель в жизни – поклоняться ей. Он уже так близок к этому. Секунда, и он признает её власть над собой. Он не прикоснётся к ней, не может. Но она хитра и коварна. Она не отпустит просто так своего верного вассала – она сама к нему прикасается. Таким нежным, плавным движением, словно нет ничего в жизни кроме него. Её горячая ладонь обжигает щёку, шею, грудь. Как властно она понуждает его приблизиться, лечь на кровать. Но он не прикоснётся к ней, нет... Он не проиграет эту битву за собственную душу. А она уже упирается ладонями ему в грудь, и теперь он смотрит снизу-вверх на её соблазнительную фигуру. Мягкие, изящные изгибы, округлости, талия наподобие его скрипки, широкие бёдра, стройные ноги... Волосы, словно пламя, языки которого упорно скрывают от него её грудь. Желание увидеть её превращается в пытку. Что ему стоит лишь протянуть руку и убрать обжигающий завиток?.. Это стоит свободы. Она его не пощадит, никогда. Словно искушение, посланное древними богами, она знает, чего он хочет, ей ведомы все тёмные уголки его души. И она поднимает свою руку, откидывая назад волосы. И он слышит её голос, сотканный из ветра «Ты же хотел посмотреть...» Да, он хотел, он жаждал этого более всего в жизни. Но будь проклято это его желание! Её грудь прекрасна. Совершенна. Созданная для его ладони, округлая и упругая, с маленькими розовыми сосками, набухшими и жаждущими его прикосновений. Он поднимает руки в порыве коснуться её, но дух сопротивления ещё жив. Вместо твёрдых бархатистых сосков его ладони ощущают резную спинку кровати, он обхватывает её, как утопающий цепляется за спасительную верёвку. Нет, он не сдастся... Но кажется, её это не огорчает. Она подносит к губам свою маленькую ладонь и медленно проводит языком по длинным пальцам, а затем обхватывает свою грудь, сжимает сосок, слегка покручивая... Нет! Там должны быть его пальцы, его губы! Самая жестокая из пыток. Но даже этого ей мало. Поглаживая, её руки скользят по его напряжённому, сгорающему в агонии телу, избавляя от оков одежды. И вот уже он так же обнажён, как и она. Мягкие влажные губы ласкают его шею, спускаясь к груди, чтобы задеть зубами сосок, и ещё ниже, к животу... Мышцы сокращаются, дрожь пробегает по телу. Она погубит его, обязательно погубит... Но к концу этой ночи он сам будет молить об этом.