За окном мелькнула чёрная тень, и Эльжебета испуганно отскочила от книги. Её сердце бешено стучало, а перед глазами всё ещё неясно мелькали видения. Даже самой себе она боялась признать, что представляла себя, ступающей в священную рощу. Как же страстно ей хотелось хоть на пару минут ощутить себя девой-Осенью! Почувствовать на себе вожделеющие взгляды... О, нет... Лишь одного взгляда ей было довольно. Лишь одного взгляда она жаждала. Как бы смотрел на неё сероглазый Дрозд? Охватывало бы его тёмное желание, при взгляде на её тело? Бежала бы быстрее кровь по его венам? Хотелось бы ему поймать её и овладеть?.. Боже, как же это неправильно и грешно! Эльжебета зажмурилась и обхватила себя руками. Нельзя, нельзя об этом думать! Он молод и красив, а у неё есть муж. И неважно, что до сих пор она помнила его нечаянное объятье на празднике. Неважно, что вновь жаждала ощутить жар и твёрдость его тела, увидеть его наготу... Грешно и не достойно думать о нём. Ей придётся много ночей провести в молитвах, чтобы искупить эти срамные мысли.
В тишине комнаты, словно раскат грома, раздалось знакомое "Крак-крак". Эльжебета вздрогнула. На крыше за окном замер дрозд. Он пристально смотрел на неё своими блестящими глазами, словно ожидая чего-то. Клювом он ударил по стеклу, а затем, взмахнув крыльями, исчез, слившись с тёмным небом.
Эльжебета неподвижно стояла посреди своей унылой спальни, глядя вслед птице. Почему проклятый дрозд выбрал именно её?! Почему преследует? Но разве не этого она хотела? Она горько рассмеялась и опустилась на пол. Нет, не о птице она грезила все эти дни, а о странном шуте, чьё тело было подобно греху, а глаза таили в себе опасность. Слёзы покатились по щекам. Но это лишь мечты. Так почему она не может себе позволить хотя бы это? Просто представлять его жаркие объятья и поцелуи, от которых кружится голова. Как бы это было? Он бы медленно наклонил к ней голову или бы стремительно прижался к её ждущим губам. И неужели, остановился бы на поцелуе? Неужели, этого ему было бы достаточно? Нет, он бы потребовал от неё большего, а потом... Чтобы она испытала? Что почувствовала бы? А что она чувствовала обычно, когда муж мучил её одеревеневшее тело? Что бы это поскорее завершилось. Ничего, скоро всё прекратится. Не будет ничего. Ни этого уродливого старика, ни таинственного шута... Она станет монахиней. Будет молиться и плакать ночами. Но разве не достаточно она уже выплакала? Сколько нужно ещё? Неужто не может позволить себе одну ночь безрассудства, чтобы было потом, о чём вспоминать в тесной келье. Эльжебета поднялась с пола и вновь обратилась к книге. Она... сварит какой-нибудь отвар! Или прочитает заклятье, или...