Они спокойно доехали от вокзала до поместья, затем Эрик проводил Брюн в свою комнату, и, на ее счастье, Альберт не попался на пути. Когда за ними закрылась дверь, Брюн вздохнула с облегчением. Она будет сидеть тут и носа не высовывать.
— У меня два новых заказа, — сообщил Эрик, вынимая из своего чемодана бумажные свертки с ингредиентами для артефактов, — так что я отправляюсь в лабораторию. Отдыхайте, можете читать, парк к вашим услугам.
— Хорошо, — кивнула Брюн. Конечно, она не собиралась ни в какой парк — куда приятнее отдохнуть с дороги и почитать что-нибудь интересное. Эрик улыбнулся — должно быть, его обрадовала сговорчивость пленницы — и ушел.
Брюн умылась, переоделась и направилась на изучение книжного шкафа. Конечно, там не было беллетристики — сплошные научные труды. Некоторые были знакомы Брюн еще по школьным занятиям, а о каких-то она никогда не слышала. Что ж, пожалуй, «Введение в артефакторику» вполне подойдет.
Вытащив книгу с полки, Брюн устроилась в большом кресле у окна, сбросив туфли и по-домашнему поджав ноги. Комната Эрика была угловой, света тут хватало, и Брюн против воли вспомнила спальню, которую делила с сестрами — там тоже было светло, и окна выходили в цветущий сад. Сейчас там отцветает сирень, и ее свежий запах летит в раскрытые окна.
Интересно, вспоминают ли о ней родные? Или же Брюн просто оказалась полезной, сохранив дом, деньги и возможность вести прежнюю жизнь хоть какое-то время?
Из книги выпал сложенный вдвое листок бумаги — должно быть, черновик с заметками. Отец всегда делал выписки на таких листках, когда читал книги. Брюн развернула его и увидела, что это письмо.
Первым порывом было сложить его и убрать среди страниц. В конце концов, леди не читают того, что написано не им. Но Брюн, повинуясь какому-то странному зову, разгладила листок и прочла:
«Дорогой Эрик!
Я обещала подумать и дать ответ на твое предложение. Я прекрасно понимаю, что он разобьет тебе сердце, но я всегда дорожила своими чувствами, они для меня важнее. Нет, Эрик, я не могу стать твоей женой. Мы с тобой слишком разные. Я райская птичка, которая парит в небесах, а ты, уж прости меня, но ты смотришь в зеркало — ты, скорее, бегемот. Конечно, леди не должна так говорить, но я чужда условностей. Одним словом, мой ответ — нет. Я уверена, ты еще найдешь свое счастье.
Лютеция».
Брюн захлопнула книгу резким движением, безжалостно смяв письмо. Гадкая бумажонка, и эта неизвестная Лютеция тоже гадкая — в своей нарочитой откровенности она была невероятно, непостижимо пошлой.