А потом Брюн забыла и о письме, и о книге — дверь открылась без стука, и в комнату вошел Альберт.
Сегодня он наконец был гладко выбрит, выглядел истинным джентльменом, и только желтый блеск в глазах говорил о том, что с ним лучше не связываться. Брюн вскочила, отступила за кресло, держа перед собой книгу, словно щит и прекрасно понимая, что это ей ничем не поможет.
— А, птичка, — улыбнулся Альберт. — Где мой брат?
— В лаборатории, — промолвила Брюн. Нарастающий страх делал ноги ватными, и она прекрасно понимала, что вот-вот упадет на ковер. — Он в лаборатории, уходите.
Улыбка Альберта была лихой и обаятельной. Должно быть, видя ее, дамы и девицы начинали испытывать томление и радоваться вниманию такого замечательного кавалера — а Брюн было страшно.
— Я только вошел, — сказал Альберт. Обойдя кресло, он почти прижал Брюн к стене. От Альберта пахло дорогим одеколоном, пуговицы на его белой рубашке были щегольски алыми — словно кровь пролилась. Откуда-то со стороны донеслось шуршание колец змеиного тела.
— Буду кричать, — предупредила Брюн, понимая, что сопротивляться бессмысленно: птичка, завороженная золотыми змеиными глазами, ничего не сможет сделать — ни улететь, ни позвать на помощь.
— Будешь, — вкрадчиво произнес Альберт и, легонько погладив Брюн по щеке, вынул из ее рук книгу и бросил в кресло. — Обычно женщины у меня кричат. Исключительно от удовольствия.
Прикосновение его губ было таким же легким и осторожным — чтобы в следующий миг стать настойчивей и яростней. Чужие руки легли на бедра так, словно Альберт имел на это полное право. Страх медленно утекал, сменяясь уже знакомой вязкой покорностью, которую Брюн испытывала во время экспериментов Эрика — только сердце колотилось в груди так, словно хотело вырваться.
— Умница, — почти проворковал Альберт, оторвавшись от Брюн. Во рту появился вкус крови — он прокусил ей губу. Крошечная Брюн, запертая в самой себе, кричала и звала на помощь — и в то же время стояла возле стены, чувствовала, как в живот упирается чужая плоть, и ничего не могла сделать.
Словно со стороны она увидела, как пальцы Альберта пробежались по шнуровке ее платья — ткань зашуршала, стекая на пол, и Брюн все-таки попыталась подхватить ее, но не сумела удержать в ослабевших пальцах. В низу живота появилось предательское тепло, и, чтоб не упасть, Брюн невольно опустила руки на плечи Альберта.
— Отпусти… — она все-таки нашла в себе силы, чтоб проговорить это. Альберт усмехнулся, его ладони скользнули под сорочку и накрыли грудь. Брюн все-таки не удержала вскрика — прикосновение чуть шершавых пальцев было настолько сладким, настолько томительным и нежным, что ей хотелось, чтоб оно не прекращалось.