— Вам серебряный кубок нужен. У фрейлейн Клары спросите. У нас здесь только простые кубки.
Наташа поморщилась — экономку ни о чём просить не хотелось.
— Дайте, пожалуйста, простой.
Берта сняла с полки кубок, заглядывая в него и протирая полой передника.
— Слышала, как на вас наскочил этот несносный граф Фальгахен. Чтоб ему…
— Что?
— Сосед наш, — кивнула кухарка в сторону предполагаемого нахождения гостя. — Вы уже слышали о нём?
— Что с ним не так? — потёрла девушка вдруг занывшее тупой болью бедро.
— Исчадие ада он, — поджала губы женщина.
— Не успела заметить, — садясь на стул у стола, Наташа пыталась вспомнить лицо мужчины. Но кроме синих беспокойных глаз и развевающихся светлых волос, ничего в памяти не отложилось.
— Четырех жён похоронил, «оборотень», — Берта села напротив, подвигая иноземке широкую дощечку с пирожками и складывая руки на столе. — Отведайте, госпожа. Эти с зеленью, а эти с яблоками. Тёплые ещё. — Чуть наклонившись вперёд и доверительно понизив голос до шёпота, она продолжила: — Сейчас новую жену ищет.
— А сколько ж ему лет? — вопросительно подняла брови девушка. Пережить четырёх жён мог только долгожитель.
— Да помоложе нашего хозяина будет, — задумчиво протянула сплетница.
Понятно, в кого дочь такая болтунья.
— А когда же он успел четыре раза жениться?
— Хм, — кухарка откинулась на спинку стула, — только последняя с ним промаялась полгода, а остальные и того меньше. Душегуб.
— Что, убил?
Глаза иноземки округлились, и Берта не без удовольствия снова качнулась в сторону стола, соскребая ногтем с его поверхности присохшую рыбную чешуйку:
— Кто их там разберёт, господ. Всякое говорят, — метнула она взгляд на открытую дверь, убеждаясь, что их не подслушивают. — Слыхала, что видели в его спальне ошейник с цепью из чистого золота. А он, этот граф — оборотень. Когда приходит время, оборачивается и кто попадётся под руку, того и съедает. И волк у них, треклятых, на гербе.
Наташа судорожно сглотнула и, едва не подавившись воздухом, вздохнула:
— А цепь для него, когда оборачивается? Или жён приковывает и издевается? Так его жёны графини, наверное. Разве можно так?
— Милая моя, — вздохнула Берта, — какая разница, графиня или нет. Пожаловаться некому и защитить некому.
— А король? Он разве не защитит? Родители есть.
— Доберись ещё до этого короля, — махнула рукой кухарка. — А родители отдали дочь и забыли. Теперь муж для неё и хозяин, и король.
— А этот… уже уехал?
— Он никогда так быстро не отбывает. Ещё и девку на ночь запросит.
— И господин граф даёт?
— Никого не заставляет. Есть здесь одна. Так сама просится. Граф Фальгахен хорошо платит, — тяжело вздохнула Берта, крестясь. — Правда, потом полдня отлёживается, блудница, — она в сердцах плюнула в сторону, морщась.