* * *
Повернув за угол длинного коридора, Герард едва не столкнулся с мальчишкой, который, испуганно тараща глаза, задыхаясь от бега, протараторил:
— Хозяин, вас просят срочно прийти в покои вице-графа, — запнулся, вспоминая слово, и старательно добавил: — Безотлагательно.
Бригахбург, ускоряя шаг, чувствуя нарастающее беспокойство, срываясь на бег, влетел на третий этаж.
Дверь в покои сына была открыта настежь. Волнуясь, вошёл, устремившись к лекарю, склонившемуся над ложем наследника.
Ирмгард лежал с закрытыми глазами. Пот градом скатывался по его бледному лицу.
Граф подошёл к нему, взял за дрожащую холодную влажную руку. Вице-граф пребывал в забытье.
— Руперт, что с ним?
— Бледная не́мочь. Огневица, хозяин. Рана оказалась серьёзной. Хоть мы её и прижгли, но… — замолк он, пряча глаза.
Его сиятельство гневно глянул на лекаря:
— Что, ничего нельзя сделать?
— Всё в руках Всевышнего, — перекрестился Руперт.
— Ты плохо его лечил, лекарь, — схватил того за грудки́ Герард. — Если он умрёт, ты ляжешь рядом с ним.
Эскулап побледнел, безвольно обмякая, понимая, что так и будет. Хозяин держал своё слово.
Бригахбурга обдало холодом. Он с трудом вышел из покоев сына и, пройдя по длинному коридору к лестнице, спустился на первый этаж, сворачивая к замковой молельне.
«Почему совсем недавно рана Ирмгарда не вызывала опасений, а сегодня он лежит на смертном одре? Так не должно быть. Вот и чудом уцелевшая невеста доставлена. Всё так хорошо складывалось. Что теперь будет? Всевышний наказывает меня за грехи мои, отнимая единственного сына. Это удар в спину. Господи, не отнимай у меня сына, прошу тебя», — шептал мужчина отчаянно.
Молельня… Слабый свет из коридора едва проникал в неё.
Граф прошёл по вымощенному белым камнем полу вдоль ряда скамеек в самый конец образной, где стена была увешана древними иконами, передававшимися из поколения в поколение. С них на него с укором смотрели лики Святых. Давно он здесь не был. Привычным движением высек искру, зажёг свечи и затеплил лампаду. Посреди моленной перед иконами стоял налой с Евангелием. В таинственном полумраке, разрежённом огоньками свечей, воздух лениво наполнялся запахом ладана.
Опустившись на колени перед образом Николая Чудотворца, сложив руки в молитвенном жесте, Бригахбург прикрыл глаза. Тяжело вздохнул и, вызвав в памяти образ умирающего наследника, скорбно зашептал: «Заступник наш, Николай, угодник Господень. Помоги мне, рабу Божьему Герарду, грешному. Попроси Господа нашего отпустить грехи мои, ибо грешен я и словом, и делом, и помыслами своими. Помоги мне, Святой Николай, прости ему всякое согрешение вольное и невольное, яви врачебную Твою силу, с небес ниспошли, прикоснись к телесам его, угаси огневицу, укроти страсть и всякую немощь таящуюся, воздвигни его от одра болезненного. Попроси у Господа выздоровления сыну моему и избавь его от хворей и печалей. Боже наш, и Тебе славу возсылаю, Отцу и Сыну и Святому духу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь… Аминь…»