Ивис молчала. Ее худенькие грязные плечи нервно вздрагивали.
— Просто подумай о родителях, — добавил Габриэль. Сейчас он не чувствовал ничего, кроме усталости. Даже об оленях вспоминать не хотелось, словно здешняя обстановка могла как-то замарать их. — Будешь молчать дальше — Кабир приведет их сюда. И младших тоже. И работать я буду уже с ними — а ты станешь смотреть и думать о своем упрямстве.
— Будьте вы прокляты… — прошептала Ивис. Габриэль с грустью подумал, что это было предсказуемо.
— Не я взорвал поезд с людьми, а твои товарищи, — сухо сказал он. — У тебя еще есть шанс не замараться во всем этом. Я тебе помогу.
— И что, вам можно верить? — девчонка склонила голову к плечу, и рыжие волосы потекли по спине. Должно быть, Кабир наматывал их на кулак и бил эту несчастную глупую Ивис, так похожую на олененка…
— Я тебя не обманываю, — ответил Габриэль. Дело было сделано. Можно было брать бумагу и записывать признательные показания — что он и сделал.
Когда спустя полчаса Габриэль вышел из кабинета и протянул Кабиру несколько исписанных листков бумаги с ответами Ивис, то у главы следственного комитета вытянулось лицо от удивления. Впрочем, удивление почти сразу же сменилось уважением, и Кабир произнес, покачивая головой:
— Вы мастер, дружище. Преклоняюсь перед вами.
«Я не мастер, — угрюмо подумал Габриэль, — это вы все настолько непрофессиональны, что не смогли одолеть какую-то соплячку».
— Я забираю ее, — сказал Габриэль и протянул Кабиру еще одну бумагу: разрешение об освобождении именем короля. Привратник Смерти имел привилегию выдавать такие документы, правда, его величество Георг однажды сказал прямо: не более трех в год. Власть должна быть пугающей и непредсказуемой, а не доброй и милостивой.
Первую бумагу забрал Беньямин ауф Перес. Габриэль так и не мог сказать, жалеет ли об этом или нет.
Кабир взял бумагу, и его смуглое лицо медленно стало наливаться серым. В коридоре показался кто-то из Кабировых холуев в темной форме без знаков отличия, но, правильно оценив вид высокого начальства, счел за лучшее свернуть на лестницу. Во взгляде главы следственного комитета появилась понимающая брезгливость.
— Разумеется, дружище, — сказал он и, запустив лапищу в карман форменных брюк, вынул ключи от наручников. — Забирайте, она ваша.
Платье Ивис, когда-то более-менее приличное, теперь стало лохмотьями нищенки. Когда они вышли из здания следственного комитета, и девчонка замерла на ступенях, глубоко вдыхая воздух и подняв голову к небу, к тоненькому серпику луны, то Габриэль со вздохом снял свой пиджак и набросил ей на плечи. Ивис поежилась, словно не понимала, откуда такая щедрость, а потом негромко сказала: