Запах нарциссов был тяжелым и навязчивым. Если раньше он окутывал Габриэля подобно невесомому шелковому платку, то теперь густо вяз в ноздрях и глотке, вызывая липкую горькую тошноту.
…служанка помогла Эльзе быстро собрать ее немногочисленные пожитки, большую часть которых занимали вещи для массажа, все эти баночки с маслами и кремами, полотенца, какие-то плоские скругленные камни. Габриэль выписал чек на две тысячи золотых крон, и Эльза стала богатой невестой с хорошим приданым. В свете, конечно, все знают, чьей именно любовницей она была, но деньги на счету сгладят тот факт, что прелестная костоправша спала с Привратником Смерти.
Потом, уже в дверях Габриэль поцеловал ее в лоб тем тихим целомудренным поцелуем, которым мог бы прикоснуться к сестре или матери. Эльза посмотрела на него с жалостью и любовью — и все закончилось.
А ночь продолжалась, ночь так и не ушла.
Нарциссы называли corona mortuis, короной мертвых — Габриэль не знал, почему. Нарциссы склоняли над ним тяжелые колокольца с удушающим запахом, и небо над ними было багровым и низким. Впрочем, нет, это было уже не небо, а потолок в одном из номеров «Зеленого огонька», озаренный мягким светом прикроватных ламп. В комнатах борделя нет окон, здесь всегда ночь.
Габриэль со стоном повернулся на кровати и, взглянув на себя, увидел, что полностью одет. Рядом с кроватью позвякивало зеленое стекло опустевших бутылок. В животе снова заворочался ком тошноты, а тело окатило леденящей волной слабости, которая выбила пот из всех пор и заставила Габриэля задрожать в ознобе. Да, давненько он уже так не делал. После похорон Беатис, своей второй жены, Габриэль пришел в «Огонек», попросил у хозяйки вина и, запершись в номере, употребил все в одно лицо, не озадачившись закусками.
Беатис была хорошей девушкой. Славной девушкой. Вот только до икоты боялась своего мужа. А ее родители не боялись. Им любой ценой нужен был брак с королевской кровью, пусть даже и с Привратником Смерти…
И чем все кончилось? Ничем хорошим.
Во рту было сладко до той границы, за которой наступает горечь, словно Габриэль ел эти проклятые нарциссы, которые сейчас задумчиво склонялись над его лицом. «Я умер, — подумал Габриэль. — Я соединился со Смертью, которую любил всегда, и моя любовь взаимна».
— Племянничек! Эй, племянничек!
Откуда тут взялась тетушка Агата? Нарциссовый мир был его собственным, сюда никогда не попадали гости. Тоненькая тросточка тетки ощутимо стукнула Габриэля по боку. Он всегда поражался, как герцогиня, такая крупная и тяжеловесная, ходит с настолько легкой тростью, почти прутиком, который даже не думает ломаться.