Борьба противоположностей рьяно иссекает сущее мелкими количественными модификациями, а по накопленью ими определённой ступени оно впадает к весьма резкому состоянию турбулентности, из которой скачком выходит в новом качестве с снятыми чертами старого. Его мера трансформируется, появляется другая движущая дихотомия; она закладывает почву аналогичному процессу на свежей основе. Сие правило универсально, подтверждающих моделей ему впору привести уйму: закипает чайничек – жидкая водичка испаряется, прибавляется к ядру атома лишний протон – один элемент обращается вторым, и так далее и тому подобное. То есть Вселенная, вечно изменяющаяся – сплошь буйный хоровод смирных, чопорных эволюций с залихватскими, растрёпанными революциями. Мы как её часть тоже им обоим подвержены. Но злоупотреблять силлогизмом категорически нельзя. Он, да вся диалектика от самой триады «теза-антитеза-синтезис» – это только формула куда во избежание построенья глупых фантасмагорий ещё надо уметь компетентно подставить, собственно, данные, что и пробую здесь делать. Ради разгрузки изложенья сверяться с нею впредь буду мысленно, не выплёскивая на лист. Впрочем уж закончу-ка вовсе про гносеологию. Если увлекаешься ей то советую читать работы Эвальда Ильенкова, а я вроде рассказал довольно, надеюсь не допустив кучи ошибок. Оттого пожалуй, поворочу руль повествования назад к путаному пути главного героя – людей. Метаморфозы материи наивысшей организации, руководящей своими деяньями, намного значительней, грандиознее нежели у низших. Наша эволюция способна уходить в деградацию, успех или провал революции становится вопросом жизни и смерти. Рядом с названием разумного вида можно перечислить около полутора десятка условных имён сородичей: они, свернувшие не туда, погибли, застряв не выбрались из тупика. Теперь о них известно лишь от археологов – потомков худо-бедно прошедших прелести грубого да голодного древнего коммунизма, бытовавшего едва не миллион годов, преобразовывавшегося несколько тысяч лет, пращуров кои вступили под диктовку исторических обстоятельств в антагонистическую формацию: череду обществ где по-разному, но непременно практикуется систематическое угнетение человека человеком.
Потихонечку единая община росла да богатела, начиная внутри себя делиться на три стези: земледельцев, животноводов, чуть позже – ремесленников. Стало куда тяжелее всенародно распоряжаться таким укрупняющимся хозяйством, а ещё ведь случилась серьёзнейшая перемена его типа с присваивающего на производящее. Хотя устоявшиеся термины по сути не точны: любой материальный труд (напрямую, косвенно – без разницы) черпает ресурсы из природы для восполненья жизненных сил. Но это к слову, действительно же важны последствия обоих приведённых факторов, что с одной стороны огородничество со скотоводством (впрочем кочевники никогда не славились прогрессом), отлично от охоты и собирательства, приносили излишки сверх витальных нужд на регулярной основе, с другой управлять ими выдвинулись эдакие специалисты содержащиеся на прибавочный продукт, его научившиеся изымать, затащив изготовителей в личную зависимость. Захватив контроль над промыслами, элита подчинила потребление, поскольку создаваемые вещи перетекли к её собственности, распределенье, ибо закабалила непосредственных работяг, и в области обмена, пока не приобрётшего решающего значения, как выходит из предшествующих строк она возымела козыри, короче говоря – подмяла целиком всю экономику, по влиянию увеличилась до Гулливера, обратив громадную часть населенья лилипутами.