Кириан, почти по стеночке выползший следом за четверкой, прежде чем выйти за дверь, постарался выпрямиться и принять самый независимый вид. Чего ему стоил двойной строгач… лучше не вспоминать. Это было настолько ужасно особенно потому, что он не мог, просто не мог себе позволить показать слабость в присутствии четверых врагов! А потом он услышал голос девушки, и его снова накрыло — показаться перед ней в таком жалком виде?!
И он ни за что на свете не сказал бы вслух тех слов, которые промелькнули у него в голове в тот момент, когда в комнате для наказаний вдруг выяснилось, что Иллис отказалась… отказалась от дежурства!!!
Да она полоумная, чтобы так рисковать своим местом в Рандаре! Он бы никогда… ни за что! Да он бы… у него бы смелости не хватило. Это было горько осознавать, и прямо рвущиеся из души восхищение ее смелостью и благодарность сделали его душевные метания еще сумбурнее.
Как она смогла?! Обидно, торк возьми, что какая-то девчонка без череды знатных предков и вообще сирота оказалась благороднее Эса ди Кейроша… А теперь эта… улыбается не ему, а своим придурошным соседям, словно действительно рада их видеть и искренне за них переживала! Это же ради них она рискнула своей учебой в Рандаре!
Кириан сам не понял, почему это его так взбесило, даже боль на мгновение забылась, когда он вышагнул из полутьмы и зло прищурился:
— Вы еще поцелуйтесь все на радостях, и меня стошнит. Впрочем, это даже к лучшему — не держать в себе чужие розовые сопли!
Парни, к этому моменту вовсе забывшие про его существование, резко обернулись и уставились на него с искренним недоумением.
Странно, но даже Майс, которого всегда дразнили сладким ангелочком за светлую кудрявую шевелюру и смазливое личико и который болезненно не терпел любого намека на обвинение в приторной сентиментальности, на этот раз почти не отреагировал. Только поморщился.
Зато отреагировал Габриэль:
— Завидуй молча!
Эти слова хлестнули как пощечина, и Князь на секунду задохнулся. Вообще он отлично умел держать удар и не покупаться на пошлые детские оскорбления. Но сейчас было другое дело — сейчас эти мерзкие слова ударили по-настоящему, потому что он понял… именно в эту секунду осознал, что это правда. Он… завидует. Завидует этим удачникам, ради которых она…До судорог, до прокушенной в кровь губы, которая и так распухла, потому что он искусал ее во время порки, чтобы ни в коем случае не издать ни звука.
Там он справился, а здесь боль оказалась сильнее.
— Было бы чему завидовать! — сквозь противное онемение выдавил он как можно более равнодушно.