— Ну, ты у нас, без сомнений, способен на большее… До какого уровня уже поднялся? До горничной? Тебе уже позволяют зашнуровывать корсет или нет?
Может, Гай и не взвился бы так, если бы в этих словах ему не почудилось оскорбление для Иллис.
— Придержи язык! — кулаки у парня сжались, а глаза стали светлыми от злости. — Как бы это не кончилось плохо для твоей смазливой мордашки.
Иллис, которая только что хотела попросить своих друзей сбавить обороты и не доставать Кейроша так откровенно, после этих его слов тоже непроизвольно отодвинулась от Князя, глядя на него весьма холодно. Да и остальные трое перестали улыбаться.
Кириан, почувствовав, как окончательно исчезла та неожиданная и непрочная паутинка доверия между ними, ощутил, как из глубины души поднимается какая-то новая, ранее неведомая злость. И, не умея с ней справиться, тут же выпустил часть яда:
— О! Не знал, что ты у нас ценитель мужской красоты, — притворно удивился он, демонстративно глядя на Габриэля. — Какая неожиданная новость. Пожалуй, стоит поделиться ею с ребятами, а то мало ли…
— Ах ты!!! — Гай, совершенно не соображая от злости, кинулся на обидчика, и драки бы не избежать, если бы на пути разъяренного парня не возникла вскочившая с места Иллис.
— Не трать на него время. Он того не стоит, — просто сказала она. — Идемте. На сегодня я достаточно узнала… о любви.
На Князя она даже не оглянулась, и он не смог вынести этого молча:
— Ах, бедная девочка… что же ты сразу не сказала, что тебе нужны такие уроки? Я-то думал, ночуя в одной спальне с четырьмя парнями, ты уже выучила все возможные позиции, — он сопроводил эти слова похабной улыбочкой, стараясь изо всех сил подавить горящее в груди чувство непоправимой ошибки.
Иллис на секунду застыла, потом медленно обернулась и посмотрела на него. Спокойно так, задумчиво. То, что она произнесла, оказалось полной неожиданностью для всех.
— Спасибо, — прозвучало так неожиданно, что все замерли. — А то ведь я почти забыла, что даже самая красивая змея все равно ужалит, если подойти слишком близко. Ты, главное, сам своим ядом не захлебнись.
Самое паршивое для Кириана было в том, что Иллис говорила все эти слова без злости, ненависти или досады. Скорее… с жалостью и сочувствием. И смотрела так же.
Наверное, больнее ударить она не смогла бы при всем желании.
Четверка придурков, забрав с собой эту чокнутую, уже давно ушла из библиотеки, а он все сидел, бездумно листая дурацкую книгу дурацкого философа о дурацкой не существующей в мире любви.
Сидел и не мог понять — почему ему так плохо?!