Налив заварки и кипятка, поставила на стол еще совсем теплый кекс, видно, Маша недавно его приготовила, и спросила:
— Расскажешь?
Маша закрыла на секунду глаза, а потом пошла из кухни. Через несколько секунд она стояла около меня со свидетельством о рождении ребенка. Как-то обреченно вздохнула и положила на стол. Я непонимающе посмотрела на нее, потом на документ, и тут же услышала:
— Я Лотова Мария Александровна.
Кивнула, не понимая к чему такие подробности, а потом моя улыбка сошла с лица, потому как в свидетельстве о рождении в графе «мать» было указано — Высокова Наталья Игоревна.
Прочитала еще несколько раз про себя, чтобы убедиться, что у меня не галлюцинации, и воскликнула:
— Ты украла чужую дочь?
Маша дернула свидетельство к себе, словно боялась, что я его заберу, и с отчаянием воскликнула:
— Я забрала свою родную дочь!
Ничего не понимала. Вновь посмотрела на удостоверение и, отмечая фамилию мужчины, тяжело вздохнула и спросила:
— А кто отец? Высоков Владимир Андреевич?
Подруга скривилась и еле слышно ответила:
— Он.
Столько мыслей в голове, была растеряна, не зная, за какую цепляться, и глотнув чая, спросила:
— И как так получилось?
Лотова посмотрела на кухонный гарнитур, простенький, но со вкусом, мама выбирала, и обняла себя за плечи. Зубами стиснула губу и посмотрела на меня.
— Странно, но очень просто. Знаешь, некоторых любовь окрыляет, а некоторых отупляет, — прошептала она, начиная водить пальчиком по столу. Посмотрела на меня и продолжила: — Мы с ним познакомились случайно. Он красиво ухаживал. Буквально боготворил. А я… совсем неопытная… невинная…. поверила его словам, в огромную любовь, обожание, не замечая ничего. Высоков меня поселил в небольшом коттедже и никуда не выпускал. Дом под охраной, выйти было нельзя. Как оказалось. Я ничего не видела или не хотела видеть. Не знаю… Но как-то попыталась выйти, желая купить ему подарок, а меня не выпустили. Не поверила, стало обидно, и я в слезы… Позвонила ему и он приехал. Сказал, что переживает, боится потерять. Я поверила.
В глазах подруги стояли слезы. Она вытерла их ладонью, шмыгнула носом, и прошептала:
— А потом я забеременела. Я верила, что он успокоится, и больше не будет ревновать, но нет, он перевез меня в другой дом, огромный за пределами города, и сказал, что теперь многое поменяется в нашей жизни. Заявил, что я только его, и поделился мнением о том, что не понимает штампов в паспорте. Его сердце всегда рядом с нами…
Маша несколько раз повторила последние слова, а потом замолчала. Не трогала ее, молча переживая и сочувствуя, боясь вспугнуть. Только хотела предложить пройти на балкон, как она продолжила: