Минута молчания. Ольга Сергеевна коснулась губами лба Федора Петровича и кивнула головой. Шестеро мужчин подхватили гроб на плечи и понесли по улице. Процессия выстроилась в колону и прошествовала за гробом.
— Обрати внимание на Мамонтову, — Алина с удивлением смотрела в сторону экс-жены. Та, не стесняясь своих слез, ревела по-бабски, вытирая лицо платком. — Ничегошеньки не понимаю. Что означают эти слезы? Неужели так скорбит?
Я только пожала плечами. Если Лариса Мамонтова не причастна к смерти бывшего мужа, то, возможно, так оно и есть — до последнего дня он оставался для нее близким и любимым человеком. А если смерть Богомолова на ее совести, Мамонтова первостатейная лицемерка, и это не более чем слезы сытого крокодила. Ведь как заведено у этих рептилий? Съел жертву, а потом слезы ручьем, для улучшения процесса пищеварения.
— Завтра же пообщаюсь с этой дамочкой, — пообещала Алина. — Я выведу ее на чистую воду.
— Не сомневаюсь в твоих способностях.
На кладбище мы не поехали — решили навестить пострадавшего в поездке Веню Куропаткина. Он пребывал в своем салоне «Белла Донна». Сидел в кресле и с грустью наблюдал, как за окном кружатся желтые листья. Осень в этом году выдалась теплая и затяжная. Конец октября, в другие годы в это время уже снег срывался, а в этом деревья до сих пор стоят в золотом убранстве. Красота, как будто кто-то на небесах взял и зиму отменил.
— Веня, как ты себя чувствуешь?
— А, это вы? — отвлекся от миросозерцания парикмахер. — Плохо, очень плохо.
— Что плохо?
— Нога, все так же болит и немеет. И пальцы на больной ноге посинели.
— А чего же ты в больницу не идешь?
— Боюсь, могут отрезать.
— Вень, ты что чудишь? У тебя сильное растяжение, а с растяжением ноги не ампутируют, только туго перевязывают.
— А я что? Уже шестой день перевязанный до колена хожу. Сплю в повязке, ем в повязке, прыгаю в повязке на одной ноге, а нога никак не проходит, только хуже стало.
— Веня, а ты повязку менял?
— Нет, Саша так хорошо ее завязал. У меня и сил таких нет, чтобы себя так туго запеленать.
— Веня, срочно распутывай ногу, — потребовала я, вспомнив, что, когда Саша заматывал ногу Вене, бинта оказалось слишком много. Саша пожалел резать бинт, оказывается, здесь такой бинт большая редкость, какой-то суперсжимающийся, и забинтовал Венину ногу до колена, предупредив, что в Лондоне купит бинт попроще, а этот заберет себе. Но в Лондоне пострадала Ася, и, очевидно, он в суматохе забыл о Вене. Куропаткин все эти дни бинт не снимал, он у него сжимался, сжимался и сжался до такой степени, что пережал кровеносные сосуды. Кровь перестала поступать в Венину ногу, и теперь ему грозит страшная вещь — гангрена.