От мыслей закружилась голова. Но я не признавалась себе в причине. Решила — просто устала.
— Никакой писанины сегодня! И — спать!
В холодильнике нашелся давно засахарившийся мед. Настоящий, башкирский. Я ковырнула пару ложек, развела в чуть теплой воде и выпила залпом, не обращая внимание на приторную сладость.
Спать! Мне любой ценой надо заснуть, а то в голову такой бред лезет!
Подушка казалась горячей, ортопедический матрац — жестким, а махровая простынь — душной. Тело горело как в лихорадке, возбуждение то накатывалось горячей волной, то сменялось ознобом. Проклятый Ворон! Из-за него же не сплю! Ну, погоди! Значит, и ты у меня спать не будешь.
Он появился почти мгновенно, видимо, подхлестнула моя злость. Позвонил, по-хозяйски вошел в квартиру, развалился в моем любимом кресле в гостиной.
Когда он проходил мимо, воздух наполнился запахом туалетной воды. В парфюмерии я не разбиралась, раз и навсегда отдав сердце «Органзе», но этот аромат кружил голову. И гасил ярость. А когда увидела ворона, сидящего вольготно, раздвинув колени, в этой упавшей на лицо челкой и сверкающими из-под неё шлифованным ониксом глаза…
Так вот чего мне не хватало, чтобы добить усталость, позволить себе отдохнуть. Хорошего, бурного секса! Такого, чтобы мозги напрочь отшибло, а измученное тело само отключилось.
Хоть мальчика по вызову вызванивай… Хотя… Зачем мне мальчик по вызову? Напротив сидит такой образец мужественности, что от одного вида крышу сносит.
Напрочь. Потому что…
Полузакрытые глаза. Влажный от пота завиток волос, прилипший ко лбу. Руки на загорелой коже, пальцы, пробегающие по спине, как по клавишам рояля. И — музыка вздохов, которую я скорее угадывала, чем слышала. А еще — покачивание машины в такт этой мелодии.
Нельзя!
Не с ним!
Не сейчас!
И в последней попытке удержаться хватаюсь за соломинку: в памяти всплыли слова Ворона про инкуба.
— Инкуб? — темная бровь чуть приподнялась, застыв в восхитительном изломе. — Я думал, ты догадалась!
Поднялся легко, как кот. Вальяжный, откормленный, но дико грациозный. Чуть прогнулся в пояснице, вильнув бедрами. В зрачках мелькнули гранатовые искры.
— Ведьма должна была узнать…
— Я не ведьма… — слова царапнули пересохшее горло. Даже голоса своего не признала: низкий, с легкой хрипотцой. Проклятье, от него я сама возбудилась, а уж Ворон!
Он даже не скрывал. Упал обратно в кресло, раздвинул колени. И это вовсе не складка излишне жесткой молнии бугрилась между ног. Его возбуждение пропитало сам воздух комнаты, стало горячо… и мокро.
К черту! Он — мой! На это указывает Ловец. Кулон нагрелся, чуть обжигая кожу между ключицами. И — я знаю, чувствую, — ожог на теле Ворона отозвался то ли болью, то ли сполохом. По крайней мере, демон чуть дернулся. Но с места не сдвинулся. Ждал.