Я еще раз перечитал список фамилий задержанных. Поверить не могу. Только я, Пик и Франческа.
Думать об этом не хотелось. Пусть в Безопасности сами разбираются, они там умные.
Еще в новостях было полно фотографий и историй о тех, кто погиб вчера в галерее. Большинство погибших действительно были из сектора Б и В, из наших была только Татьяна. Снова кольнуло в груди.
Я мог это предотвратить.
Возле разрушенного здания люди стихийно устроили что-то вроде стены памяти — несли на место трагедии фотографии погибших, цветы, какие-то игрушки.
Я вдруг понял, что делать с картиной. Татьяна была из нашего сектора. Нам тоже следует почтить ее помять.
Не дожидаясь начала послеобеденной смены, я собрался и поехал на «Треугольник». По дороге купил букет белых роз и таких маленьких разноцветных свечек. Наверное, Татьяне они бы понравились, она любила яркие вещицы.
На проходной агрохолдинга было пустынно, до начала обеденной смены оставалось еще не меньше часа, и я беспрепятственно разместил на одной из стен картину, разложил под ней свечки и цветы.
Один из охранников подошел ко мне поинтересоваться, что это такое я делаю, выслушал мою историю, по-моему, вполне искренне посочувствовал. Но доложил о происходящем начальству. Пока начальство переваривало услышанное, охранник вернулся ко мне и посоветовал установить плакат с несколькими словами о Татьяне. Похоже, посочувствовал он действительно искренне.
Его коллеги раздобыли кусок картона и маркер, и я вывел: «Татьяна Синтина, сектор А. Друг и художник. Погибла вчера в галерее». Подумал и добавил: «Я мог это предотвратить».
Как раз к концу моих оформительских усилий начальство сообщило на проходную, что картину и все остальное можно оставить, и меня отпустили.
Я был рад сбежать на склад, потому что к проходной уже потянулись люди.
Я заперся в своей каморке и заставил себя два часа подряд заниматься отчетами, чтобы отвлечься от всего этого. Ну а потом меня нашли. Я опять зачем-то срочно понадобился Константину.
Мне хватило ума понять, что обсуждать мы будем мой плакат.
— Ты чертов гений, — сообщил мне с порога Константин. — Май разослала по всему «Треугольнику» примерную речь, которую сегодня руководители должны произнести перед своими рабочими, но лично тебе доверили сказать, что захочешь.
— Ничего не захочу! — зло ответил я. — Я вообще ничего не хочу никому говорить! Не желаю я играть в ваши игры! И это, как ты сам сказал, не мой склад, а твой!
— Если постараешься, будет твоим, — спокойно ответил Константин, никак не отреагировав на мою явную грубость.