— Вряд ли, — ответила она. — И потом, что нам оставалось делать — бегать от них вместе с лагерем? От такого удобного холма?
— Холм, — промямлил Винати. — М-да…
Прежде чем звать Ненависть, Кьярра с опаской скользнула взглядом по домикам сайтаррцев.
— Что такое? — встревожился начальник, от которого это не укрылось. — Они не все обессилены? Есть основания их бояться?
— Блэкберн пытался схватить меня уже после того, как Ненависть выпил их энергию. Он может нам помешать, — сказала Кьярра. Вчерашнее бегство Магистра не шло из головы. Ее не оставляла мысль, что это часть хитрого плана.
— Не помешает. В Центарии он, — бросил Винати. — Видели бы вы, что началось в Сайтарре. Стенсен в истерике, ну или в бешенстве, для нее это одно и то же. Рвет и мечет, вызвала его из Радикса, снова связывалась со мной и угрожала, жаль, Блэкберн выключил интерком, не дал дослушать…
Щеки верховного мага разрумянились, лицо сияло все сильнее, пока он живописал состояние оппонентов. Кьярра не сразу отвернулась от этого почти гипнотического зрелища. Значит, Магистр в Сайтарре утешает своего президента. Что ж, можно не бояться, что он ударит чем-то по Ненависти и спугнет стихию.
— Эй, Ненависть! — громко позвала она. — Нужно поговорить! Срочно!
Сработало. Рядом начало сгущаться черное облако. Винати вздрогнул. Когда в облаке прорезался человеческий глаз, верховный маг еле слышно выругался себе под нос.
— Что? — лаконично ухнул Ненависть.
Кьярра замялась на мгновение. Снова ее охватило предчувствие беды. Казалось невозможной дерзостью просто потребовать «отпусти Смерть». Будто Ненависть был здесь хозяином, а не люди. Будто…
— Ты съел Смерть. Ты можешь исторгнуть ее обратно? — спросила она, пытаясь поскорее покончить с самым страшным.
— Исторгнуть? Это значит… выплюнуть? — с недоумением поинтересовался Ненависть после паузы. Скрип шестеренок в его несуществующей голове чудился, точно наяву.
— Да.
— Выплюнуть? Я… Выплюнуть… — стихия заметно растерялась, но растерянность шла не от беспомощности. Скорее от неожиданности или даже возмущения. — Я никого не выплевываю! — загремел голос, становясь все мощнее и оглушительнее. — Так же как и ты не выплевываешь свою пищу невредимой! Ты больше ничего у меня не отнимешь! Ты не можешь ничего у меня требовать!
Облако раздулось, закрывая небо, окрашивая его в черный и превращая день в ночь. Глаз тоже разросся, закрывая горизонт, моргнул — и мрак вдруг взвился вихрем, сбивая с ног.