Затем он перевел взгляд на меня – холодный и полный презрения.
– А вот вы, девушка, как истинная зачинщица этого безобразия, ответите по полной программе! Родители не учили тебя следовать правилам и инструкциям? Если вожатый, чья наиглавнейшая обязанность заключается в том, чтобы следить за вами всеми и в первую очередь за безопасностью ваших жизней и здоровья, говорит тебе, что нельзя выходить за пределы лагеря одной, то ты и не выходишь! Это так сложно понять?
– Не кричите на нее! – внезапно заступилась за меня мать, и я, не скрывая удивления, обернулась на нее. – Она еще несовершеннолетний ребенок, к тому же первый раз в лагере. Инна необщительна и нелюдима. Сложно сходится с новыми людьми. А тут такой стресс – коллектив совершенно незнакомых детей, в который ей удалось-таки влиться, да еще и первая любовь! Нам нужно за нее порадоваться, а не ругать!? Ведь правда, родственница? – мама панибратски пихнула Жанну Аркадьевну в бок, от чего та чуть не упала со стула.
Ну и к чему мы приехали?
Снова к тому, с чего начинали.
Что бы я ни делала, чем бы не занималась и как бы отчаянно не стремилась – я все равно была, есть и буду нелюдимая, необщительная и вообще не такая, как надо!
Только раньше это не задевало меня так сильно, но теперь…
Взгляд Ромы, такой сочувствующий и сопереживающий, буквально выворачивал мне душу наизнанку.
Не хочу! Не хочу, чтобы именно сейчас Роман снова увидел во мне привычную ему по школе зашуганную размазню! Ведь я так отчаянно доказывала ему обратное! И тут приехала зачем-то мамочка и… И все! Все прахом. Опять!
– А не надо давить мне тут на жалость! – взъярился директор, покраснев пуще прежнего. – Здесь не детский сад! И ответственность на мне за такие вот… загибоны избалованных дочурок лежит не абы какая, а уголовная! Короче говоря, в ситуации с вами, девушка, я вижу только один выход – исключение из лагеря. Немедленное!
Окружающее расплылось из-за подступивших слез, но гнев руководителя лагеря был так осязаем, что не было никакой необходимости смотреть на него.
– Так что чемодан, вокзал, домой! И скажите спасибо, что в этом году все штрафы за подобного рода баловство отменены! А то бы еще и сверху приплатили бы! Свободна! Чтоб глаза мои тебя не видели!
Больше терпеть унижения я была не в силах и поэтому выбежала до того, как мама, по обыкновению, начала громко возмущаться, требуя возвращения денег, и грозиться жалобами во все мыслимые и немыслимые инстанции.
Плюхнувшись без сил на стул в коридоре перед приемной директора, я все же расплакалась, но внезапно хлопнувшая дверь заставила меня прикусить губу и подавить рвущиеся рыдания.