– Так странно, – всхлипнула я Роману, который молча сел рядом и притянул меня к себе, успокаивающе подлаживая по голове. – Еще вчера я бы все отдала, чтобы вернутся обратно в Дарницу, а теперь от одной мысли меня трясет.
Внезапное, сокрушительное ощущение совершенного, полного и абсолютного одиночество придавило меня, вынуждая отклониться от парня и заглянуть ему в глаза. От чувства безысходности я прохныкала, как маленькая: – Ро-о-ом, я не хочу домой, к маме. Я долго с ней не выдержу.
– Ты не поедешь! – уверенно процедил он сквозь зубы и снова притянул меня к себе. – Я тебе обещаю!
Дверь снова хлопнула, и из нее вышли Жанна Аркадьевна и Валерий Григорьевич. Испугавшись того, что при взгляде на нас, сидящих рядом так близко, его дедушка и бабушка продолжат читать мне нравоучения, я быстро отодвинулась от Романа на три стула и отвела взгляд, чтобы те не увидели мои красные от слез глаза и распухший нос.
– Я, вернее, мы с дедом страшно разочарованы твоим поведением, внук. Нам снова, в очередной, уж и не знаю какой по счету раз пришлось заплатить немаленькую сумму, на этот раз за то, чтобы тебя не исключили из лагеря, – гневно постукивая ногой холодно выговаривала бабушка Роману, словно бы и не замечая меня. – Сколько это еще будет продолжаться? Валера, скажи ему!
– А твое так называемое благородство лишь увеличило сумму добровольного пожертвования на благоустройство лагеря. И, как ты понимаешь, не только лагеря! – добавил дед. – Думай головой, прежде чем что-то сказать или делать!
Но парень, внезапно пересев ко мне и обняв за плечи, так же холодно и непреклонно ответил:
– Эта трата была напрасной. Я не останусь в лагере, если Инна уедет. Либо вместе здесь, либо уезжаем оба. К тому же, бабушка, ты слишком поспешила задабривать директора. На твоем месте я бы вызвал нарколога и заставил его пройти алкотест.
Я подняла перепуганный взгляд на двух разъяренных взрослых, которым бесстрашно противостоял Роман, и наткнулась на полный неприязни взгляд Жанны Аркадьевны.
– Ты еще поучи меня, что я делать должна! – вспыхнула женщина и, совершенно не стесняясь показаться невоспитанной, ткнула в меня пальцем: – Ты хоть понимаешь, что эта девица с тобой только ради денег? Моих, между прочим, денег! Слышишь, как ее мамаша разоряется в кабинете, требуя вернуть жалкие двадцать тысяч?
Черт.
Моя мама далеко не ангел. Я это признаю. И сама порой краснею за нее.
Но это не повод с таким презрением относиться к тому, что она так трясется над каждой заработанной ею копейкой.
В общем, обида и за маму, и за себя, события вчерашнего дня и сегодняшней ночи навалились на меня как-то разом, как мокрый песок, высыпанный на начинающий разгораться огонь.