В этот раз ответ пришел в ее недовольном стиле.
«Но мне нравится Джессика Джонс. Люк Кейдж — красавец».
Мои глаза подозрительно намокли. Я кашлянула, убирая эмоции из горла. Кен посмотрел на меня с тревогой.
«Ты помогала мне в старшей школе и колледже. С тобой мне было не так одиноко».
«Как все стало плохо», — она добавила злой эмоджи.
«Я защищу тебя от этого», — написала я.
— Мы на месте, — сказал Кен. Я убрала телефон. Я не собиралась придумывать, как лучше закончить разговор.
Лимузин подъехал к роще гинкго, листья, похожие на веера, дрожали на ветру. Мы хрустели белым гравием, пока шли мимо лиловых цветов глицинии, обрамленных бархатной веревкой.
— Вот и мы, — сказал Кваскви, раздражая весельем в голосе. Хоть кто-то этого ждал.
— Постойте, — сказал Кен. — Они придут за нами, — и два подростка возраста старшей школы с гладкими рыже-каштановыми волосами, собранными в длинные хвосты, ниспадающие ниже их колен, появились из-за глицинии. Простые белые накидки хаори и красные разделенные хакама придавали их коже жуткую бледность, но наряды подходили пейзажу. Я поняла, что один из них был парнем, и он был ниже девушки на фут. И он толкал инвалидную коляску.
Волосы были покрашены? Они подошли бы маминой семье. Может, Совет не был так и консервативен.
— О-мико-сан, — сказал Кен. — Жрица и ее брат. Это слуги Совета. Иные.
— Ага, — сказала я. — Это я поняла.
Кваскви уже вышел и улыбнулся мальчику.
— А в Токио умеют встречать гостей, — сказал он в стиле Джона Вейна, чего не было раньше. Он направился к инвалидной коляске.
Мальчик опешил, или его ослепили белые зубы Кваскви. Он покраснел на миг, а потом его лицо стало мраморным и спокойным. Он отодвинул коляску.
— Простите, но это для Хераи-сана, — он подошел к лимузину и открыл дверь. — Давайте устроим Хераи-сана удобнее.
«А в лимузине мы его пытали?» — эти двое уже меня бесили.
Жрица потянулась к руке папы, решительно сжала его рукав над голой кожей запястья. Она была грубой, но не дурой. Я постучала ее по предплечью.
— Как тебя зовут?
Она напряглась, глаза расширились на миг, словно я обозвала ее, а не спросила имя того, кто трогал моего отца.
Кен кашлянул. Он тихо сказал на английском:
— Мы не спрашиваем имена, — ах, да. Я забыла о силе имен. После того, как я выболтала имена Кваскви и Громовой птицы Улликеми в Портлэнде, из-за чего Кваскви тут и оказался, я должна была запомнить, что Иные по-особенному относились к именам. Я вздохнула.
— Мы проведем Хераи-сана в приемную. Совет продолжит знакомство, — сказала жрица на вежливом японском. Она сморщила нос. — Вам стоит освежиться до прибытия Совета.