Кен уже решил кроссворд в журнале. Крошки от бисквита покрывали его сидение. Хуже всего было то, что мои дешевые наушники были в заднем кармане сидения, и я не могла дотянуться, не потревожив папу. Я кипела пять минут. Где был Кен? Я представила, как он болтает с милой японской стюардессой, и закрыла глаза, отгоняя безумные и жалкие мысли в коробку и закрывая крышку.
Сидение было теплым, и гул самолета вызывал усталость.
В следующий миг я резко проснулась с болью в голове.
— Кои, — сказал Кен на своем сидении. — Мы вот-вот опустимся.
— Что?
— Ты проспала четыре часа. Мы приземляемся в Нарите. Можешь разбудить отца?
На моей щеке точно засохла слюна. Сон сидя был хуже всего.
— Нет, — сказала я и издала странный смешок от опешившего вида Кена. — То есть я не хочу его трогать. Ты можешь?
Кен стал что-то говорить, но замолк.
— Фрагмент Буревестника?
— Вряд ли. Ему снится что-то, что я никогда не видела, — я взглянула на Кваскви, смотрящего поверх плеча Кена. Он указала на глаз, а потом на меня. О, так я не только пустила слюни, уснув. Еще и глаза засохли.
— Акихито, — Кен осторожно потряс папу за плечо. Глаза папы резко открылись, все мышцы его тела напряглись, жилы проступили на шее и предплечьях. Его рот открылся в беззвучном крике. Кен даже не задел его голую кожу, а папа выглядел так, словно кто-то силой скармливал ему кошмары. Я потянулась к его рукаву, но папа отбил мою руку.
— Нужно его успокоить, — сказала я.
Кен быстро зашептал на диалекте Хераи.
— Удачи с таможней и иммиграцией, — сказал Кваскви.
— Папа, что такое?
— Я не могу, — процедил папа. Он был в сознании. Он резко выдохнул, сдулся под красным одеялом.
— Мы скоро сойдем с самолета, — сказал Кен на английском.
— Не самолет, — сказал папа. — Мы слишком близко. Я думал, что справлюсь, но я обманывал себя. От борьбы я стал слабее, а не сильнее.
— Близко к чему?
— Я не хотел этого для тебя, Кои, — сказал папа. Тревога, которую я ощущала, пока мы приближались к Японии, присоединилась к неприятным ощущениям. Самолет коснулся земли, дернувшись. Пассажиры вокруг нас шумели, потягивались, забирали вещи.
— Все хорошо, — сказала я. — Мы снимем тебя с самолета, и ты будешь в порядке, — я говорила это, но понимала, что они звучали бессмысленно. Ничего не будет в порядке. Мы были совсем не в порядке. И далеко от дома. Я думала, что позволить Кену отвести нас к Совету было нашей единственной надеждой для папы побороть его недуг, а для меня — узнать, как управлять пожиранием снов. Но частичка меня переживала, что станет только хуже.