Она протянула руку и перевернула ладонь.
— Н-не думаю, что это хорошая идея, — пролепетала я. Ни за что. В меню сегодня не было замерзших фрагментов. Дрожь бежала по моей спине.
Юкико посмотрела на меня, приподняв тонкий нос, бросая мне вызов. Я не собиралась вестись на это. Мне было нечего доказывать. Я пережила Хайка, Улликеми и Черную Жемчужину. Я была не в настроении для ментального обморожения.
Гром раздался над головой, и я вздрогнула. Кваскви взглянул на меня, но Мурасэ, Мидори и Пон-сума продолжали жаркий спор.
— Простите, но мне придется их побеспокоить. Я проголодалась, и…
Юкико молниеносно вскочила с колен, поймала мою голову своими ледяными ладонями и прижалась лбом к моему. Она выдохнула холодный туман, окружив нас тишиной и морозом.
Мое сердце сжалось с болью, словно я прыгнула в море в феврале. А потом, с усилием, оно забилось снова, но медленно, очень медленно. Звуки доносились искаженно. Голос Мурасэ был невозможно низким, как у Джеймса Эрл Джонса, а часы на стене с лягушонком Кероппи отсчитывали секунды громко, но протяжно.
Переход в сон Юкико отличался от всего, что я испытывала раньше. Ни кружения, ни рывка. Просто медленное угасание до белизны. Гром, биение сердца и стук часов отдалялись, я словно двигалась по длинному туннелю. Сны Иных были яркими, и белизна была невыносимой, а прищуриться или закрыть глаза я не могла. Медленно белое покрытие стало миллионом кусочков льда, и они росли, становясь прекрасным сложным кружевным узором. Кружево из инея было видно и краем глаза, и я смогла повернуть голову. Дыхание покидало мое тело белыми облачками, добавляя узорам красоты.
Тихо. И неподвижно. Между одним ударом сердца и другим все замирало. Не было ни страха, ни тревоги… только тишина. И красота.
А потом лед треснул, гадкие неровные трещины были как лезвие ножа на моей коже. Трещины становились шире, и желтое солнце сияло сквозь них, топило лед. Мое дыхание вырывалось с шумом, слишком быстро, ладони беспомощно сжимали тающие узоры в воздухе.
Длинный низкий стон сотряс белизну, сдавил ее болью, выжимая воздух из моего тела и обрушивая меня на землю. Я подняла голову и оказалась на коленях возле покрытой травой горки земли. Ни креста, ни белой ограды, но это была темница Черной Жемчужины.
Стон раздался снова, неслышный, но темная дрожь задела мои колени и ладони, прижатые к земле. Я подняла голову, длинные белые волосы свисали по бокам от лица. Я встала. Там была дверь, я знала, и лестница, а внизу — существо в ужасной агонии — неправильность, от которой болели зубы — ломало чистую красоту и неподвижные узоры льда среди белизны.