Я нашла первую дверь, открыла ее, скользнула по лестнице и открыла дверь внизу. Ужасный запах ударил по мне, но я двигалась вперед. Баку с короткой стрижкой и в военной форме стоял, сжимая, как рестлер, шею древней, драконши, рожденной из земли и воды далеко от островов. Чужая. Она билась, но баку впитывал ее силы, и ей было больно.
Сон-воспоминание Юкико. Папа пожирал сон Черной Жемчужины, поглощал силу драконши. Я не хотела это испытывать. Хватит! Я поняла!
Мне надоело, что меня заставляли. Я потянулась к Кои в себе, которая ровно горела в моем животе, Я заставила огонь вспыхнуть. Пылать. Пламя рьяно пожирало сон Юкико. Как только я ощутила ледяную агонию, мир повернулся вокруг своей оси, белизна пропала, и я оказалась на татами, лежала возле Кена, глядя на встревоженное лицо Мидори.
— Ты в порядке?
Нет. Не в порядке. Совсем не в порядке. Я пыталась сесть, но тут же пожелала, чтобы при мне был пакет для рвоты из самолета.
— Что вы пытались сделать? — спросила Мидори у Юкико. Та величаво сидела, опустив ладони на колени, со спокойным видом. Я не знала, хотела она навредить мне или управлять мною с помощью этого сна, но она явно не переживала из-за этого. Я ее поняла.
Юкико была из Совета, но поддерживала Зеркало в вопросе Черной Жемчужины. Ее видение того, как папа пожирает сон Черной Жемчужины, было исполнено неправильности, ощущалось горечью эспрессо на языке. И было больно, словно эта неправильность была силой, терзающей холодную красоту, которую Юкико носила с собой.
«Папа, что же ты наделал?».
Я еще не до конца понимала, что папа, которого я знала в Портлэнде, с которым росла, был совсем другим мужчиной. Я не хотела, чтобы он был таким, как в воспоминании Юкико. Это ощущалось как предательство. Но как я могла злиться на него за то, что он делал до моего рождения? Мне хватало злости за то, что он держал меня в неведении все эти годы, хоть и из любви.
— Думаю, она на вашей стороне, — сказала я хрипло. Мидори протянула стакан холодного ячменного чая. Я скривилась. Уж лучше выпить грязной воды.
— Она говорила с тобой? Ты общалась с Юкико-сама?
— Можно и так сказать.
Мурасэ подошел и опустился в сэйза в стиле Юкико.
— Ты это чувствуешь, да? Черная Жемчужина потемнела. Отчаялась.
Юкико холодно смотрела на Мурасэ, но кивнула.
— А Тоджо и Кавано-сан?
Юкико лениво моргнула, и хоть на ее лице не дрогнул ни один мускул, когда ее глаза открылись, она явно выражала презрение.
— Не думаю, что она боится Совета, — сказал Кваскви из-за стола, подперев голову кулаком.
— Откуда такая уверенность? — спросил у меня Мурасэ. — Может, ты не так поняла.