Какая подлая ирония. Когда он послушно занимался этой тупой фигней, хотелось секса с нормальной девушкой. Нет, не по любви. Просто по взаимному желанию и согласию. Как сказала эта рыжая сучка: чтобы обоим было весело и приятно. Но теперь ему хотелось именно ее страха и боли. Унижения.
Изнасиловать? Кто помешал бы ему сейчас пойти в тюрьму, где она сидит в камере связанная, прикованная цепями к стене? Никто. Оттрахать ее во все дыры так, чтобы потом на ноги не смогла встать. Да еще на глазах охранников и милого дружка. Получил бы он от этого удовольствие?
Слава снова прислушался к себе, представил, как задвигает ей — как она там говорила? По самые гланды? А она не может даже дернуться. Только, может быть, орать. Что-то шевельнулось. Как в прямом смысле, так и в переносном, но…
Нет. Не то. Тогда что?
А вот что. Заставить. Вынудить. Не физической силой, нет. Сломать ее волю, сопротивление. Пусть она его ненавидит — так даже лучше. Он и сам ненавидит ее настолько, что в глазах темнеет. Но у нее не будет другого выхода. Только подчиниться ему. Вот в чем самое тонкое, самое изысканное насилие — и изысканное удовольствие. Да, можно лишить человека — не обязательно женщину — возможности защищаться, сопротивляться, но внутри он не сдастся. И в чем тогда победа? Уж кому как не ему было не знать, насколько мало значит тело само по себе. Но заставить сдаться — это уже совсем другое. Пусть под страхом смерти, боли, неважно чего — но заставить.
Властелин не тот, кто подчиняет себе других грубой силой. Властелин — тот, кто лишает воли. Иначе можно было бы казнить их сразу же, не откладывая в долгий ящик. Народ наверняка бы одобрил.
Слава вытащил из ящика стола яркую коробочку, на которой был изображен похабный тигр с эрегированным членом размером едва ли не больше самого тигра. «Тигровый горбунок» — даже буквы выглядели какими-то развратными, словно подмигивающими. Из пятидесяти розовых пилюль осталось всего четыре. Ровно столько, сколько надо. Одной такой пилюльки вполне хватало на десяток девиц, на которых в обычной жизни он даже и не посмотрел бы. Две — это уже реальное сексуальное бешенство, после которого наступает откат в виде импотенции, хорошо, если временной.
Слава знал, что однополая любовь среди тюремщиков цветет самым махровым цветом и что они не брезгуют заключенными. То, что доктор прописал. Как, интересно, запоет Анечка, когда караульные вдвоем возьмутся за ее хахаля? Он специально приказал заменить обычных тюремщиков на дюжих гвардейцев из дворцовой стражи, которые запросто могли голыми руками сломать хребет быку. Ну а что — раз штатные так облажались и позволили узникам сбежать.