— Ох, извините, уважаемый Евгений Эдуардович! — склоняю голову в шуточном раскаянье.
— Вкусно! — вскрикивает, преисполненный чистым восторгом, и с жадностью откусывает следующий кусочек, на этот раз повнушительнее. Несколько секунд, и круассан исчезает, словно и не было никогда. — Очень вкусно! Поплобуй!
— Хорошо, — киваю и беру самый маленький и чуть помятый. Откусываю и понимаю, что это действительно самое вкусное, что я пробовала в жизни. Арчи кто угодно, но только не лжец.
— У тебя тоже шоколадный? — спрашивает, глядя на меня широко открытыми глазами, наполненными искренним интересом.
— Не-а, у меня лимонный.
— Фу, — кривится сын и недоверчиво косится на оставшиеся булки. — Думал, что они все вкусные, а тут ещё и лимонные есть. Не люблю лимоны, они кислые.
— Нет, это очень вкусные лимоны, сладкие, попробуй, — прошу, протягивая ему свой круассан. — Ты такого точно не ел никогда.
— Да? — хмурится Женечка, глядя на меня с подозрением. — Но ведь не бывает сладких лимонов, ты сама говолила!
— Мало ли что я говорила, — смеюсь, глядя, как сын снова зажмуривается и высовывает язычок, чтобы лизнуть лимонный крем. — Правда же вкусно?
Женя молчит, не открывая глаз, пытается распробовать и, в конце концов, медленно кивает, а на маленьком личике расплывается довольная улыбка.
— Да! Вкусно!
Мы смеёмся, пробуем круассаны, пытаясь угадать, какая в них начинка, и каждый новый кусочек дарит неизменное блаженство, будто и правда ничего вкуснее раньше не ели. Глядя на то, как счастлив мой сын, понимаю, что никогда не перестану благодарить за это Арчи. Не знаю, зачем он это сделал, но поступок этот разукрасил наш с Женечкой вечер яркими красками, и за это я буду благодарна всегда.
Всё-таки насколько мне мало нужно для счастья.
— Мамочка, а давай завтла тоже купишь эти куласаны, хорошо? — спрашивает сын, когда подходит время засыпать, и он уже, выкупанный и облачённый в пижаму со смешными гномиками, лежит в кровати. — Они такие вкусные.
— Как-нибудь обязательно куплю.
— Но я хочу завтла, — капризничает Женя, растирая кулачками слипающиеся сонные глазки. — Купишь завтла?
— Там ещё много осталось, так что завтра будут тебе круассаны.
— Ладно, — неожиданно легко соглашается сын и уже через несколько секунд сопит, обняв плюшевого слоника, без которого не умеет засыпать.
Смотрю на него, обмирая от нежности, и понимаю, что Женя — самое дорогое, что есть в моей жизни. И пусть он не знает своего отца и, надеюсь, никогда не узнает, но я сделаю всё для того, чтобы он не чувствовал себя обделённым. Даже если ради этого нужно будет разбиться в лепёшку и совершить невозможное.