Приподнимаю пальцами её подбородок и целую в губы. Поддавшись вспыхнувшему однажды огню, не могу и не хочу лишать себя удовольствия чувствовать эту женщину. Хочу, чтобы она была во мне, на мне — лишь бы рядом. Не знаю, как называется это чувство, что разбудила во мне Ася, но совершенно не возражаю. Давно уже не было настолько хорошо, а всё остальное пусть катится ко всем чертям.
— Запомни: ты хороший человек, мой Водоворот, — говорит, разрывая поцелуй. — Понял? — Когда киваю, серьёзно говорит: — Вот! И не вздумай когда-нибудь думать по-другому.
Одним движением срываю с неё простыню, а она смеётся, и смех её летит в темноту майской ночи, а я с ума схожу от какого-то дикого, животного желания — настолько глубинного и сильного, что ему невозможно сопротивляться.
— Ася, я не могу терпеть, — говорю, прикусывая кожу на её шее. — Я хочу тебя, как долбанный пацан.
— Я вся твоя, — кивает и снова тянется к моим губам.
— Блядь, Ася, я дурею от тебя.
— Я же твоя валькирия, да?
Ничего не говорю, просто поднимаю её, удерживая за бёдра, а член уже колом стоит, до такой степени я возбуждён.
Ставлю её на ноги, поворачиваю к себе спиной и заставляю взяться за перила. Чёрт возьми, эти ноги точно меня до падучей доведут — километр, наверное, длиной. Когда Ася прогибается в пояснице, покорная моей воле и готовая принять всё, на что хватит моей больной фантазии, понимаю, что пропал.
Делаю шаг назад, поднимаю упавшую простыню и одним движением отрываю широкую хлопковую ленту, потом вторую.
— Ты же помнишь, что должна мне доверять? — спрашиваю, приблизившись к самому уху. Когда выдыхает тихое “да”, завязываю её глаза, а она тихо охает. — Моя валькирия…
Она всхлипывает, когда провожу пальцами вдоль позвоночника, слегка царапая. Мои движения медленные и плавные, хотя только Один знает, каких усилий это стоит — не сорваться и не войти на полной скорости, точно товарняк в тоннель. Когда мои пальцы, почти помимо воли, достигают зовущей и манящей плоти, осторожно ввожу один палец, а Асю дугой выгибает. Не прекращая провокационных движений, которые и меня способны довести до инфаркта, покрываю поцелуями нежную кожу на плечах, а голова кружится от лёгкого аромата цветов и мёда.
— Держись крепче, — прошу, а Ася прерывисто дышит, пытаясь не кричать, но получается не очень: когда оргазм пронзает её тело, она почти плачет, чем подводит меня к той черте, за которой почти перестаю себя контролировать.
Эта женщина меня угробит.
Беру Асю на руки и несу обратно в домик, а она доверчиво прижимается ко мне, всё ещё слегка дрожа. Да, пусть я извращенец, но меня почему-то злит мысль, что мою валькирию может увидеть кто-то голой и возбуждённой. Кто-то, кроме меня, словно она моя собственность.