Мирина прерывисто выдохнула, чувствуя дыхание жаркое, губы Вихсара то на своих губах, то на грудях, как слегка прикусывает зубами нежную кожу. В животе занемело, и растекалось невольно томление горячее по телу. Прогоняя воспоминания о близости с ханом, княжна скользнула взглядом на полосу света белесого, что сочился из прорези грубой ткани.
«Вихсар…», — пробовала говорить его имя. Вкушала с воздухом, когда он целовал ее, а она принимала беспощадные ласки, ощущала сладостное, как мед, и горькое, как полынь, зарождавшееся внутри нее сплетение чувств. И невозможно справиться со всем этим противоречащим разуму буйством.
Окутанная плотной тишиной, Мирина продолжала лежать на постели и бессмысленно разглядывала узор тканевого потолка. Может ли она довериться тому, кто забрал ее без дозволения и увез далеко, взял силком, принуждая… И тому, кто едва жизнь не потерял, закрыл собой от стрел, уберег от гибели?
Мирина повернула голову, не сразу заметив шевеление, и только потом услышала шорох. За пологом показался знакомый женский силуэт. Вернулась Садагат — женщина, что варила отвар целебный. Она хозяйничала за перегородкой и входить не спешила.
Княжна огляделась, разыскивая платья — сама она оставалась в рубахе просторной, да ничего не отыскала. И Немея — воличанка из веси Ровицы, которой Вихсар позволил остаться с ней, куда-то запропастилась.
«Если у Хайны, то тяжко той придется», — взяла тревога.
Полог запрокинулся, когда Мирина потянулась за гребнем, лежавшем на сундуке, обитом железными, узорчатыми пластинами. Садагат улыбнулась чуточку — поздоровалась, внеся в дланях чашу. На перстах ровных кольца разновидные из серебра и кости, одета валганка в халат, вокруг головы замысловато свит платок, что скрыл посеребренные от минувших лет волосы, только концы кос спадали из-под тяжелого длинного покрова.
— Не торопись, княжна, — остановила ее валганка, подступив, — рано еще, можно полежать спокойно. Путь длинный был, роздых тебе нужен, — речь женщины была размеренной, голос мягкий, льющийся, ко всему от нее истекало какое-то домашнее, обволакивающее тепло.
Кто служит богам и духам, того не заботят мирские хлопоты — об этом говорил отец. Они умеют распоряжаться этой силой. Они ведают пути и судьбы других. Провидцы и целители не принимают ничью сторону, но могут благоволить тому, кому посчитают потребным, в ком зрят то, что недозволенно познать иным, помогают обрести то, что пылко жаждет только сердце, а не ум, распутывают клубок жизни.
Мирина тепло приняла из рук Садагат чашу довольно тяжелую, наполненную густо пахнувшим отваром. Валганка присела подле. Мирина сделала глоток, вкушая вязкий, но чуть сладкий взвар.