— Встань! — потребовал тот.
Преображенец криво усмехнулся. В представлениях Белова-старшего, сын должен на ногах выслушивать наставления отца. В том, что наставления будут, Гриша не сомневался и потому остался сидеть, намеренно показывая отцу, кто хозяин комнаты.
Петр Григорьевич нахмурился еще больше, на лбу явственно обозначились морщины.
— Гришка, не балуй… — процедил он.
Еще несколько лет назад от такого тона Григорий бы вздрогнул и поспешил вскочить на ноги, но теперь лишь покачал головой.
— Ты ко мне приехал, не я к тебе, — непочтительно напомнил сын, вновь слегка наклоняя голову на бок.
Белов-старший в сердцах грохнул кулаком по столу, но тут же взял себя в руки, лишь серые глубоко посаженные глаза зло сверкали, выдавая раздражение.
Григорий молчал. Молчал и отец, словно выжидая, что наследник не выдержит тяжелого взгляда. Но Белов-младший не даром служил в преображенском полку. За последние несколько лет он привык и к суровым взглядам, и к грозным отповедям самой императрицы и теперь гнев отца не страшил его, как в детстве.
— Что за история с девкой? — наконец начал Петр Григорьевич, понимая, что сидеть так вечно они не могут.
— Нашли ее мертвую на берегу запруды, — отмахнулся Григорий, слегка удивленный тем, что история с женским трупом так быстро разлетелась по округе.
— Утопла?
— Скорее звери задрали, — Григорий говорил осторожно, тщательно обдумывая каждое слово, поскольку не знал, что за слухи ходят по Питерсхоффу.
Петр Григорьевич побледнел и вскочил, с грохотом роняя стул. Гвардеец тоже встал, подошел к дверям, выглянул, проверяя, не подслушивает ли кто и вновь вернулся в комнату.
— Батюшка, что вам известно по этому делу?
— Гриша… — прошептал Петр Григорьевич. — Это что же? Это же тебя подозревать будут…
— Если бы только меня, — вздохнул Григорий, — Весь наш полк под ударом.
— Как весь? Она еще и гулящей была?
— Кто?
— Девка твоя.
— Да не моя она, — Григорий раздраженно отмахнулся, — я ее у запруды то в первый раз и увидел! Мертвую.
— Как мертвую? — охнул Белов-старший — А государыня-то что?
— Елисавета Петровна даже тела не видела! — преображенец несколько растеряно смотрел на отца, гадая с чего тому взбрело в голову переживать за какую-то крестьянскую девку. — Я ей лишь доложил о происшествии, как уставом положено.
— Так… погоди… стало быть все лишь сплетни? — Петр Григорьевич с шумом выдохнул. — А что же Лукерья мне давеча говорила?
— А Лукешка то тут при чем? — настала очередь Григория удивляться. — Она все это время у Софьи обедала. Видать, экономит на харчах собственных!