— Збышева, Анастасия Платоновна, — Настя с интересом рассматривала младшую сестру Григория.
Сейчас от нее не укрылось семейное сходство. Хотя, следовало признать, что черты лица и у Григория, и у Софьи были более приятными, возможно потому, что их не портила капризная гримаса, то и дело проступающая на хорошеньком лице Лукерьи.
— Она — младшая из сестер, — зачем-то пояснил Григорий.
Настя невольно улыбнулась, вспомнив заверения жениха, что сестры её не побеспокоят.
— Ты чего в Питерсхоффе забыла? — тем временем допытывался Белов у Лукерьи.
Она недоуменно взглянула на брата.
— Полагаешь, мне стоило оставаться вдали от двора?
— Ты же недавно родила!
— И что? Мамки-няньки выкормят, — отмахнулась Лукерья. — Чай, папенька не даром меня за Ляпишева отдал!
Она с интересом рассматривала Настю, и та запоздало сообразила, что её ладонь все еще покоится в ладони Григория. Девушка попыталась выдернуть руку, но гвардеец лишь слегка усилил хватку, после чего подвел Настю к креслу и усадил, сам став рядом.
Лукерья слегка приподняла брови, выражая удивление, как положено умудренной светской даме. Григорий ответил ей безразличным взглядом, словно указывая сестре, что это не ее ума дело. Настя слегка заерзала, но брат с сестрой уже не обращали внимание. Они бы еще так долго переглядывались, но за дверью послышались шаги.
— Гриша, вот и щи готовы, веди свою невесту обедать! — Софья вошла в комнату и осеклась, с испугом переводя взгляд с брата на сестру.
— Невесту? — Лукерья, буквально выпучив глаза, вновь посмотрела на Настю. — Но подожди… а как же Трубецкая? Ты же ей обещался!
— Трубецкой я ничего не обещал, а что отец так хотел, так пусть сам и женится, — отозвался Григорий, еще сильнее стискивая руку невесты, точно боялся, что та сейчас вырвется и убежит.
Впрочем, его опасения были напрасны: слегка потрясенная. Настя так и сидела, точно окаменев. Софья бросала на Лукерью предупреждающие взгляды, но ту было не остановить:
— Даже так? А папенька знает о твоем выборе?
— Нет. И если ты ему посмеешь донести… — Григорий многозначительно посмотрел на сестру, та фыркнула.
— Делать мне больше нечего!
— Наверное, нечего, коли ты всегда ему наушничала! — отпарировал преображенец.
— Я? — Лукерья аж подскочила, моментально растеряв весь свой лоск. — Да ты первый к нему бежал, на меня ябедничать!
— Мне тогда три года было!
— И что?
— И то!
— Немедленно прекратите! — вмешалась Софья. — Лукешка никому ничего не скажет, но ты, Гриша, папеньке все-таки напишешь!
Она многозначительно посмотрела на Настю и вздохнула.