— Ох уж…. — леди Вивиан не договорила, видимо, сдержала крепкое словцо. — Дети нашлись. Не стоит так себя из-за этого накручивать.
— Но мы так и не знаем, почему они пропадали, и кто к этому причастен. А вдруг это произойдет снова? — Ласси, на самом деле, последнего опасалась больше всего.
— Не хочешь поговорить с отцом?
— Нет, — девушка ответила более резко, чем хотела.
— Что за упрямцы?! Оба! В кого только? — проворчала ее бабушка. — Я сама с ним поговорю!
— Но…. — вскинулась Лас. — У нас с ним договор!
— Да я про тебя и слова не скажу, — величаво махнула рукой леди Вивиан. — Не в первой мне хлопотать за твой приют. Что еще?! — вдруг грозно добавила она.
— Что? — Ласси, насколько могла, прикинулась овечкой. — «Неужели, догадалась?!»
— Неужели, ничего? — с подозрением спросила мать главного инквизитора королевства.
— Ничего, — изобразив легкую улыбку и полное отсутствие каких-либо тайн в лучистом взгляде, подтвердила его дочь.
— Ладно, — согласилась бабушка, вставая. — Тогда чтобы завтра ни бледности, ни этих красных пятен, ни сахара.
Стоило той выйти из коридора обратно в гостиную, как Ласси устремилась наверх. Времени на раздумья, тем более на обдумывание слов бабушки не было. Освежившись и переодевшись в тот же наряд, что и в прошлую ночь — времени выбирать что-то новое тоже не было — девушка выскочила на балкон, перемахнула через перила и, едва касаясь перчатками заступов в стене, спустилась вниз.
У дома номер семнадцать по Хант-стрит ее встретил тот же портье, который, молча, поклонился и пропустил девушку внутрь здания. На второй этаж она почти взлетела, лишь не секунду замерла перед дверью номер двадцать пять, а готовый вопрос вот-вот должен был сорваться с ее губ. Однако возникла небольшая заминка — Ласси не знала, как к нему обратиться. «Господин гард»? Показалось глупо. Или вовсе обойтись без обращения? Тогда невежливо.
Вот только за те две секунды, что Лас размышляла над этой дилеммой, невежливый гард, который сумел-таки обойтись без приветствий, оказался рядом и накрыл ее губы поцелуем, отчего возможности задавать какие-либо вопросы уже не осталось. А потом не осталось и желания размышлять. Какие могут быть размышления, когда целуют так сладко, что ноги подкашиваются, а руки сами собой тянутся к пуговицам, нет, не своего платья, которого на ней почему-то уже не было, а к пуговицам его рубашки. Потом он поднял ее на руки, казалось, без всякого усилия и отнес на кровать, где она изгибалась под его горячими ладонями, а сама зарывалась пальцами в его волосы (у него оказались обыкновенные человеческие волосы!), которые обычно вместе со всей верхней половиной лица скрывала тьма. Однако сейчас в еле-еле нарушаемой тусклой лампой темноте она могла растеребить непослушные вихры, провести ладонью по скуле, обвести контур маски, погладить крепкие, будто стальные плечи, затем такую же подтянутую спину, потом спуститься еще ниже. Удивиться тому, что гард успел незаметно для нее полностью раздеться, Лас не дали ловкие пальцы, снова начавшие уже желанный танец, и жаркие поцелуи, которыми мужчина покрывал ее шею, грудь и живот.