Да, Фаина обещала вернуться через два-три дня, но сегодня Лукьянов ее уже не ждал. Однако вот она, перед ним — живая, румяная с мороза, взволнованная! Стоит, расстегивает свою коричневую дубленку и пытается улыбнуться ему неловко и смущенно.
Федор мотнул головой, теряя очки, которые отлетели куда-то в сторону, в пару шагов одолел те метры, что все еще отделяли его от Фаины. Сгреб женщину в объятия, уткнулся носом в пахнущую морозом макушку — и замер…
***
Фаина ожидала чего угодно, только не вот этих молчаливых тесных объятий, сопровождаемых судорожным прерывистым дыханием.
— Федь, — попыталась отстраниться, заглянуть в лицо Лукьянову, чтобы извиниться.
Федор не отпустил, прижал еще крепче, почти застонал, словно от боли. Фая обмякла. Поняла вдруг, что любимому мужчине не слова сейчас нужны. Поэтому просто обхватила его руками, прижалась щекой к груди, которая ходила ходуном, словно работающий на полную мощь насос. Обняла — и замерла, дожидаясь, когда Лукьянов справится с собой. Ждать пришлось долго. Фаина даже перегреваться начала во все еще не снятой дубленке.
— Федь, мне жарко, — пожаловалась она, не шевелясь.
Лукьянов ответил не сразу.
— Жарко, — повторил так, будто не понимая смысла услышанного. — Жарко?..
Он, наконец, немного ослабил хватку, отодвинулся на расстояние вытянутой руки.
— Сейчас… помогу… — он раздел и разул Фифу, как ребенка, подхватил на руки и понес в гостиную.
Там уселся на диван, пристроил Фаю у себя на коленях и вновь прижал к себе.
— Ты сильно зол на меня, Федь? — рискнула спросить она.
— Мм, — Федор повел головой, и было непонятно, «да» это или «нет».
— Прости… — совсем поникла Фаина.
— Молчи, женщина, — неожиданно низким, хриплым голосом приказал Федор, приподнял за подбородок ее голову и принялся целовать Фаю.
Если бывает поцелуй-наказание, то это был именно он: жесткий, злой, болезненный. В нем смешались злость, страх, страсть и отчаянная жажда.
— Прикую наручниками… будешь ходить за мной… как на поводке… — рычал Федор, когда отрывался от мягких, не пытающихся сопротивляться, женских губ, чтобы перевести дыхание.
Фаина в ответ только постанывала, сжимая пальцы на напряженных мужских плечах: страсть Лукьянова захватила ее, закружила голову, заставила сильнее биться и без того стучащее взволнованно сердце.
— Пойдем… наверх… — ловя ртом раскаленный дыханием Лукьянова воздух, произнесла она.
Федор не ответил: спустил ее с колен, встал сам, взял за руку и повел на второй этаж.
— Буг, доложи Рахметову, что Фаина Иннокентьевна вернулась, — заглянул по пути в комнату, где отдыхал охранник. — Мы наверху, нас не беспокоить!