— Вы сейчас пересядете на стул и выпьете горячего сладкого чаю, — не слишком деликатно перебила его девушка. — Разговоры могут подождать.
— Да… — Федор тяжело встал.
Покачиваясь, словно пьяный, добрел до табурета и почти рухнул на него. Невольно потер стиснутые клещами боли виски. Оперся локтями на стол и прикрыл лицо ладонями. Затих, пытаясь отдышаться и справиться с болью.
Фаина по-прежнему сидела на полу и снизу молча наблюдала за перемещениями гостя по своей кухне. Она разрывалась между потребностью помочь, поддержать выбитого из колеи мужчину, и желанием защитить свой дом и свою жизнь от вторжения чужака, пожелавшего занять в ней слишком много места. Но не выставлять же его за порог в таком состоянии!
Фая поднялась. Подошла к открытому окну, через которое в кухню врывался холодный, сырой осенний ветер, закрыла створки. Вернулась к столу и принялась разливать заварку:
— Вам покрепче?
— Да. — Голос мужчины прозвучал глухо.
Фая оглянулась на него, отметила про себя зажмуренные глаза, болезненную складку между бровей.
— Может, выпьете таблетку аспирина от головной боли? У меня есть растворимый, — предложила сочувственно.
— Думаете, поможет? — засомневался Лукьянов.
— Должен… — Фаина снова нырнула рукой в домашнюю аптечку, отыскала шипучку «Упса», развела в стакане воды из фильтра и поставила перед гостем.
Федор потянулся к стакану, нечаянно задел пальцы девушки — теплые, нежные, живые — и не удержался: поймал их, прижал к своему пылающему лбу.
Он соскучился по теплу. По прикосновениям, несущим в себе ощущение близости и заботы. Его жена дважды оказывалась рядом с ним во время приступов, и ни разу ей не пришло в голову проявить хоть какое-то участие: вместо этого она вызывала то соседа, то охранника, а сама убегала прочь с истеричными криками, что «не в состоянии смотреть на то, как трясет этого психа».
Фаина не убежала. Бросилась оказывать помощь. И сейчас, когда он невольно столкнулся с ней руками, не вздрогнула, будто соприкоснулась с гадюкой. Замерла, ожидая, когда он отпустит ее пальцы.
Федор понимал, что она ждет этого, знал, что это следует сделать — и не мог. Его слегка затрясло от острого, нестерпимого желания прикоснуться к застывшей рядом женщине, прижать ее к себе, приникнуть щекой ко все еще плоскому животу, в котором уже растет его ребенок — единственное родное существо…
Фая ощутила охватившую гостя дрожь.
— Снова приступ? — спросила настороженно.
— Нет, — успокоил ее Федор. И все же потянулся, обхватил ее бедра, привлек к себе, вжался лицом в изгиб женской талии.