Та не оставляет места платоновским формам и прав тогда Кант, уверенный в непознаваемости ноуменов. Надо ещё ради полноты картинки добавить: неподвластность исследованию происходит попросту из-за их отсутствия, что не перечёркивает истинности. Её есть целых два вида – можно говорить об устойчивом, к примеру: Солнце – единственная звезда нашей планетной системы, да о скоротечном как фатум бактерии: вчера жива, спокойно себе паразитирует, а завтра погибнет от антибиотика. Любимое светило тоже вероятно спустя семь с половиною миллиардов лет, сгорит до белого карлика. Значит, секрет всякой ресноты изменчивого бытия заключается в её относительности. Но это лишь один бок изученья, предмет доступный субъекту – человеку. Тут уж его подлинная мощь! Совсем не внушительный сравнительно с иными созданиями и явлениями природы, он взобрался на гору мирозданья, прежде прочего благодаря своей голове. От посылаемых рецепторами органов чувств нервных импульсов, к ней попадает информация про окружающую среду которой оперирует мозг, отряжающий ответные сигналы. Так мыслящему тростнику через приобретаемый опыт открывается обворожительная реальность, проносящаяся вереницею, калейдоскопом пестрейших феноменов разнообразных количеств да качеств.
Стандартная реакция на них – удивленье сеющее зёрна любопытства. Стоящий в прогалине бытия начинает таращиться на мириады конкретных случаев, а подмечая закономерности выводит всяческие абстракции, например фигурировавшие абзац назад понятия «материя» да «движение» – природа не имеет голой субстанции так же, как перемещений пустоты, зато оба свойства присущи каждому её кусочку. Этими известьями жажда эрудиции только разжигается: тот продолжает собирать более доскональные сведения обо всём вокруг, опираясь непосредственно на собственные ощущенья. Мир предстаёт ему последовательностью цельных, казалось бы интуитивно ясных, убивающих или делающих сильнее происшествий, от его воли почти независимых – естественное людское восприятие бела света вопреки Хайдеггеру, крайне далёко от минимума объективности но максимально субъективно, потому редко способное к серьёзным истолкованиям. Тысячи нитей простираются между человеком и самыми тёмными закоулками правды, напоминая ославленную мысль Сократа: «Я знаю, что ничего не знаю». Однако, глубоко вдохнув да долго выдохнув он берётся на основе эмпирики созидать рациональные категории, отражающие формы движенья материи: физическую, химическую, биологическую, социальную, восходя будто по ступенькам снизу доверху, включая простейшее сложенное с новым.