Ради технического обслуживания наук продумывается в частности отвлечённая от них математика, стереотипно считающаяся оплотом точности несмотря на опровержения Геделя. Но цифры меркнут рядом с вербальным домом умозрений – языком, отворяющим необъятные горизонты. И чем усердней учёные грызут гранит существованья, тем разрабатываемые теории всё дальше идут за линию банальных испытаний иногда противореча им: с чего я должен быть убеждён что Земля вращается относительно Солнца, если каждые сутки наблюдаю подъём да закат небесного светила а почва подо мною вроде не едет? Почему обязан верить в бактерий ежели никогда не видал их? Этот скептицизм указывает на площадь вязкой липкой субстанции, где нелегко строя гипотезы застраховаться от заблуждений. Тем паче тяжко читателям продираться сквозь густые джунгли (ещё труднее вычленять ошибки, добросовестные али злоумышленные) софизмов книг мудрецов, устремлённых описать для нас разгадки не столько «неземных», сколько «заземлённых» тайн. Особенно непросто, ибо как древние люди наверно преимущественно обсуждали свою охоту, так же потенциальная интеллектуальная силушка современных масс направлена к вещам «приземлённым»; отнюдь не преувеличено заявленье о важности философу желающему стать понятным, литературного мастерства большей нежели романистам или поэтам. Но содержание конечно впереди всего. К примеру Гегель, настоящий антипод сентенции, очень пригождается диалектикой: коль грамотно перевернуть метод на ноги, он пояснит многие сложные штуки в дебрях науки.
Его главная функция с коей тот справляется получше тривиального критерия Поппера – опровергать косную привычку разума на радостях возводить найденные причины до ранга абсолютных, сочиняя догматическую метафизику – несусветный вздор, ведь у тех всегда обнаруживаются ещё гораздо глубочайшие истоки. Вон атом, тысячелетьями числившийся монолитным, на деле состоит из в свою очередь тоже расщепляемых ядра да электронов. Короче говоря мельчайшее непостижимо, куда уж. Ровно на элементарный крупнейший вопрос «Где мы находимся?» некоторые диалоги пелевенских Чапаева и Пустоты указывают лучший ответ – «Здесь». Отсюда снова исходная точка: сознание, неотъемлемо характерное нам, поднимает до разряда наивысокоорганизованной материи так как позволяет отражать всю остальную. В ней кроется единственный адекватный критерий истины – практика: самостоятельная или с помощью изобретений да приборов сближающих с бытием, экспериментальная проверка предположений. А если учесть что достигнуть окончательной осведомлённости о сущности (охватить явленье со всех сторон и связей) нереально, то исследование мира – это бесконечный путь во мгле, тропа опроверженья предрассудков свежими развёртками.