Долбаные города (Беляева) - страница 24

— Пам-пам, — сказал я, а потом подумал ведь надо было сказать «пиф-паф». Я нажал на курок, и в лицо Гершелю устремилась струйка воды.

— Отставить панику, малыши. Он водяной. Это просто водичка, она освежает. Но я туда кончил.

И тогда Гершель меня ударил. И я подумал: только бы он не сломал мне мой семитский нос.

Гершель и не сломал, потому что я был неуязвим, а мысль — материальна.

Подкаст: Эффективные расстройства

— Твой нос, — повторил Леви, он протянул руку, коснулся пальцами моей переносицы, такое быстрое, почти неощутимое прикосновение. — Он точно его не сломал?

— Не точно, — сказал я. — Я ничего не знаю про нашу медсестру, она вполне может лгать мне, потому что не любит евреев. Но экспресс ринопластики вроде как не произошло. Просто кровил.

— Синяк будет, Макси, — Леви цокнул языком, словно в мире не было других поводов для скорби, кроме сгустка гниющей крови под моей кожей. Эли сказал:

— И Гершель обещал, что ты — труп!

— Я сказал, что трупы — Шимон и Давид, или нет? Я не помню, потому что меня мутило немножко.

Леви пожал плечами, а Эли засмеялся.

— Ты ничего не сказал! Держался достойно!

— Как боксер на ринге?

— Скорее как парень, которого кинули к боксеру на ринг!

Я заметил, что Эли оглядывается, будто Калев мог идти за нами. Он вправду обычно ходил позади, вчетвером мы на дороге не помещались. Я обернулся. Теперь за нами шел прыщавый студент (по крайней мере на нем была куртка с эмблемой какого-то братства), пожевывающий сигарету. Эли спросил:

— А с вами нельзя? У меня же та-а-акая травма!

— Цинично, — сказал я. — Вернее было бы цинично, если бы это сказал я. А из твоих уст даже очаровательно.

— Нет, я серьезно!

У Эли была забавная черта: он всегда говорил, как персонаж мультфильма, слишком эмоциональными и короткими фразами, чтобы их можно было воспринимать всерьез.

— Слушай, — сказал Леви. — Это для избранных, понимаешь? У тебя же нет психических расстройств.

— Моя мама говорит, что у меня синдром дефицита внимания.

— Твоя мама просто хочет тебя оскорбить, — ответил я. Эли протянул:

— Может быть, но все-таки!

Он пнул камушек, тот взмыл вверх, но его полет был прерван красным пожарным гидрантом. Камушек изъял из него жалобный стук, а затем рухнул обратно на асфальт. Эли хотел пнуть его еще раз, но мы прошли мимо слишком быстро.

— Там же написано «Центр психологической помощи».

— Это филиал дурдома, только там есть кофе и удобные диваны, а медсестрам можно далеко не все.

— Макси!

Леви повернулся к Эли, сказал с дребезжащим, как стекло, терпением:

— Это для детей, которым сложно справляться со своими диагнозами. Мы работаем с принятием себя, и все такое прочее. Принятие своего диагноза — работа, длиною в жизнь. Очень важная.