— Он правда вел себя странно. Замкнулся в себе, и вот это все.
— Такое бывает с массовыми убийцами.
— Может он правда чокнулся? Похоже, что у него были императивные голоса в голове, — сказал Леви. — Ну, помните, про «этого достаточно?».
— Стоило мне только оставить вас на месяц, и вот.
Эли вдруг отстал, покрутился на месте, посмотрел назад.
— Не надейся, — сказал Леви. — Ты не выглядишь чокнутым.
— Хотя Калев тоже не выглядел. В свете открывшихся нам фактов, не будем злить Эли.
— Он все время был голоден, — сказал Эли. — Говорил об этом снова и снова, и опять, и опять, и опять.
Леви кивнул.
— Да. Я даже почти поставил ему булимию. Это было странно. Но не настолько странно, чтобы мы решили, что он правда… сходит с ума.
Эли обогнал нас, теперь он задумчиво шел впереди, рассматривая небо, как картину в музее.
— Мы, к примеру, говорили двадцать минут. И он, значит, за это время раз пятнадцать сказал бы о том, что хочет есть. Но, как бы, ну вы же понимаете. Это ни на что не намекало.
Леви сказал:
— Правда, в столовой он ел не больше обычного, может, даже меньше — без аппетита.
Мы дошли до перекрестка, где Эли обычно сворачивал домой. Но он вдруг сказал:
— Я вас сегодня подожду. Схожу в закусочную, посижу в телефоне. Вот, короче. Зайдите за мной. Ладно?
Мы кивнули. Когда Эли свернул совсем в другую сторону, чем обычно, я вдруг почувствовал себя словно наэлектризованным.
— И ты думаешь эта штука про голод связана с тем, что он сделал? — спросил я. Леви пожал плечами.
— Этого уже никто знать не может. И я правда не уверен, что хотел бы.
Мы замерли на светофоре, затем перешли дорогу и оказались у здания бывшего кинотеатра. Его закрыли лет пять назад, и с тех пор там случались вот какие замечательные вещи: два пожара, собрания сектантов, подпольный киноклуб какого-то студенческого братства из Дуата, четыре корпоратива, салон-парикмахерская и, наконец, вершина карьеры этого странного места — «Центр психологической помощи Ахет-Атона». Название ему дали без фантазии и без энтузиазма. Люди там работали, ну, примерно такие же. Наш психотерапевт, к примеру, давным-давно разочаровался в профессии, в людях и в самом себе. Это было в какой-то мере поучительно, но в то же время говорило о любви Ахет-Атона к своим детям в каком-то разочаровывающем тоне. Имя у нашего психотерапевта, конечно, было, однако мы называли ли его Козлом. Козел работал с нами, как он сам признался, не из каких-либо добрых побуждений, а потому, что мог воровать печенье. Я лично оценил его честность.
Вообще-то мы легко могли избавиться от Козла — достаточно было одной жалобы. Может быть, все можно было устроить шумно — с постами в интернете и священными войнами в комментариях. Но мы Козла отчего-то жалели, кроме того, он смешил нас.