- Это шляпник!
А ему скажут.
- Докажите. - Я видел две буквы...
- Какие буквы?
- "Н" и "т".
Насчет "т" он даже не был уверен.
- Объясните толком, Кашудас...
Разговаривать с ним будут строго; со всеми на свете кашудасами всегда разговаривают строго...
- ...у него на брюках, в манжете... он скатал из нее шарик...
А где он теперь, этот шарик величиной с булавочную головку? Попробуйте найти! Может быть, он бросил его на пол и затоптал каблуком в опилки? А может быть, проглотил?
Впрочем, что это доказывает? Что шляпник вырезал две буквы из газетной страницы? Вовсе нет. Этот клочок бумажки мог прилипнуть к его брюкам без его ведома. Ну а если ему нравится вырезать буквы из газет?
Тут было от чего разволноваться и человеку посолидней, чем маленький портной, любому из тех, кто находился здесь. А тут были люди как-никак приличные - крупные коммерсанты, доктор, страховой агент, торговец вином все достаточно благополучные, чтобы позволить себе значительную часть дня проводить за картами, поглощая аперитив.
Но они не знали. Никто не знал, кроме Кашудаса.
И человек знал, что Кашудас...
От этой мысли его прошибал пот, словно он выпил не одну порцию грога и проглотил сильную дозу аспирина. Заметил ли шляпник его волнение? Видно ли было по портному, что он догадался о том, что это за бумажка?
Попробуйте размышлять о столь важных вещах, не подавая вида, тогда как тот, другой, менее чем в двух метрах от вас курит свою сигару, а вы будто бы следите за игрой в белот!
- Фирмен, белого вина...
Вырвалось. Он произнес это невольно, потому что у него пересохло в горле. Три стакана белого вина, уж слишком. Прежде всего, потому что с ним такого практически не бывало, разве что когда рождались его дети. Их у него было восемь. И ожидался девятый. Едва рождался один, как он опять ждал следующего. То была не его вина. Каждый раз люди смотрели на него осуждающе.
Убивают ли человека, у которого восемь детей, который ждет девятого и сразу же станет ждать десятого?
Кто-то - страховой агент, кто сдавал карты, в этот момент произнес.
- Любопытно... Вот уже три дня, как он не убивает старушек... Наверное, у него появился страх...
Слышать это, знать то, что знал Кашудас, и суметь не взглянуть на шляпника! Но такое уж его, Кашудаса, счастье: нарочно, ценой мучительных усилий он смотрит прямо перед собой, и вот в зеркале напротив перед его глазами - лицо господина Лаббе.
Господин Лаббе пристально смотрел на него. Он был спокоен, но пристально смотрел на него, Кашудаса, и маленькому портному казалось, что на губах шляпника играет легкая улыбка. Ему подумалось даже, что тот сейчас подмигнет ему, подмигнет, разумеется, как сообщник, словно говоря: