Ничего.
Арабелла покачала головой:
— Я ценю то, что ты хочешь сделать, но это не сработает. — Как только она ни пыталась заставить свою мохнатую сторону реагировать, ничего не выходило, всё в пустую.
— Может быть, ей просто нужно напомнить, каково это, бегать на свободе.
Не сразу поняв слова Хейдера, она наблюдала, как он потянулся к низу рубашки. Ему удалось снять её наполовину, прежде чем она спросила:
— Что ты делаешь?
— Раздеваюсь догола. Ненавижу оборачиваться полностью одетым. Покупка новых шмоток — отстой.
— Почему ты хочешь перекинуться?
— Чтобы помочь тебе, конечно.
— С чего ты решил, что это поможет?
— Твоя волчица боится выходить. Поэтому я считаю, что ей не повредит, если она увидит, что находится в безопасном месте, где может быть самой собой. И если это не сработает, то, возможно, поможет лесная прогулка.
— Ты собираешься на пробежку?
— Да. И ты пойдешь со мной.
— Я не могу пойти с тобой. Я никогда не смогу за тобой угнаться. — И она не хотела, чтобы ей напоминали о том, чем она больше не может наслаждаться.
Он не обращал внимания на её протесты. Очевидно, его лев рвался наружу. Одежда упала на землю. Обнаженная кожа купалась в теплом солнечном свете — и была объектом чересчур заинтересованного взгляда. Взгляда, который не остался незамеченным, поняла она, когда перенесла своё пристальное внимание с его лица несколько ниже.
Ох.
Она отвернулась и таким образом пропустила его превращение. С рычанием, от которого вибрировали кости, Хейдер менял формы, с человеческих на животные. Он фыркнул, издав животный рык.
Когда искушение его плоти исчезло, она осмелилась взглянуть снова, а затем просто уставилась на него. Она не смогла удержаться и прошептала:
— Твой лев прекрасен.
Так оно и было. Хейдер стоял на четырех лапах, гордо выпятив грудь, высоко подняв голову, щелкал хвостом и тряс головой, взъерошивая пушистый мех своей гривы.
Такой величественный зверь. Такой тщеславный. Он успел подмигнуть ей, пока она стояла, восхищаясь им.
Нуждаясь в отвлечении, она огляделась вокруг, но ничто по-настоящему не привлекло её внимания.
Не пялься. У него уже достаточно большая голова. Две из них по сути.
Почему, когда она думала о нем, её мысли, несомненно, заканчивались в грязной канаве, проходящей через её разум? Ей нужно было чем-то занять руки, чем-то ещё, кроме желания погладить его рыжевато-коричневый мех и посмотреть, правда ли, что львы не мурлыкают.
«Я бы хотела погладить его и посмотреть сама».
Но она этого не сделает.
Нагнувшись, чтобы поднять его одежду с земли, Арабелла уловила мускусный запах его одеколона, оставшегося на рубашке, и более резкий запах хищника.