Дальше снова наступал час шумного застолья и азартной игры с ее удачами и неудачами, выигрышами и проигрышами. Следует заметить, что игроком Грек был отменным, благо богатая практика его бурной бристольской жизни этому способствовала. Так что, почти всегда выигрывая, Стоу находился в прекрасном расположении духа, считал, что жизнь теперь для него всегда будет прекрасной, нужно наслаждаться ею и не размениваться на пустяки. Потому-то и пил, играл и гулял в свое удовольствие, не обращая внимания на публику, собравшуюся на борту «Лани», ни тем более на пассажиров второго и третьего класса, которые составляли явное большинство на судне. А напрасно. Грету стоило бы повнимательней осмотреться вокруг себя, понаблюдать за людьми, заглянуть некоторым в глаза. Ведь был на корабле человек, который мог бы привлечь внимание нашего гуляки. Казалось бы, такой себе неприметный монах, сутана которого почти сливалась с серой одеждой других пассажиров, да вот только уж больно часто эта сутана появлялась там, где находился Грет, и уж очень пристально следили за ним глаза, незаметно для других взиравшие из глубины громадного капюшона. Стоу весело смеялся, шутил и балагурил, не ведая, что неподалеку человек в сутане весь напрягся во внимании, стараясь не пропустить не единого его слова. Впрочем, все, что извергалось в словесном потоке подвыпившего, а потому и словоохотливого Грета, приносило мало пользы монаху, поскольку для него это был элементарный набор слов, не более. Во всяком случае пользы какой-либо от услышанного монах за все время для себя так и не извлек. Да, собственно, и наивно было бы полагать, что Грет станет орать во всю глотку, что он направляется за сокровищами и что у него есть карта, на которую сразу же нашлось бы уйма охочих. Возможно, слуга Господний надеялся, что тому развяжут язык винные пары, но не следует забывать и про инстинкт самосохранения. Ведь Грет Стоу был неглупым человеком и понимал, каким может быть похмелье после таких пьяных разговоров. Нет, его могли, конечно, упокоить, проводить в каюту, да потом сам же «утешитель» первым вторично посетил бы балагура, но уже ночью и с ножом в руке.
Хотя справедливости ради нужно сказать, излишние возлияния однажды все же притупили бдительность Стоу. Был обычный вечер, каковых на «Лани» Гретом проведено множество. Впереди ждала ночь, которую, как всегда, он должен был провести за игровым столом в привычной кампании. Все так, да не так. Дело в том, что в этот вечер как никогда ключом било веселье в кругу любителей разудалой жизни, как никогда много было возлияний, потому-то, прилично «нагрузившись», Грет ближе к полуночи почувствовал себя дурно, извинился перед остальными, покинул игровой стол и направился к себе в каюту. За все время пути до самой двери он шумно сплевывал, ругался, на чем свет стоит проклинал и кока, и прислугу, что подсунули ему прокисший кальвадос, можжевеловую настойку, виноградную водку и многое другое, что в этот момент играло в его животе и мутило разум.